— Послушайте, Бухарцев, неужели вы такой наивный человек? — покачал головой Игорь Андреевич. — Ведь это было обыкновенное воровство!
— Какой я вор? — перебил подследственный. — Сами подумайте, взял бы вор трубку, если бы кто-то позвонил во время кражи?
— Ещё похлеще поступают, — сказал Кичатов. — Вы похититель, в этом сомнений нет. Чем бы это ни оправдывали.
Бухарцев в сердцах хлопнул себя по коленям:
— Вот дурак! Набитый дурак! Не хотел же, патрон уговорил!
Он сплюнул и выругался.
— А зачем это им надо было? — спросил Чикуров.
— Валерий Платонович раздел Глеба как последнего лоха!
— В карты, что ли? — уточнил Игорь Андреевич.
— Ну да! В стос играли на квартире у отца Ярцева.
— Сколько же Ярцев проиграл? — спросил Чикуров.
— Насколько я помню, около тридцати тысяч. Вот он и придумал такую комбинацию — расплатиться драгоценностями жены.
— Расплатился?
— С лихвой! Оказывается, я тогда даже лишнее прихватил, — усмехнулся бывший телохранитель «профессора». — Когда шеф показал драгоценности ювелиру, тот оценил их в сорок с чем-то тысяч. Ну, Валерий Платонович и вернул Ярцеву браслет. Как бы сдачу…
«Вот, значит, откуда у Глеба один из предметов гарнитура, очутившийся потом у Гриднева», — подумал Чикуров.
Вероятно, это же пришло в голову и Кичатову, потому что он посмотрел на коллегу многозначительным взглядом.
— А вы сами что имели от этой сделки? — спросил Игорь Андреевич.
— Подумаешь, посидели вечер в кабаке! — зло ответил Бухарцев. — И все!
Игорь Андреевич внимательно посмотрел ему в глаза, потом на руки. Бухарцев вроде говорил правду.
Среди предъявленных для опознания фотографий различных драгоценностей Эрнст безошибочно указал на кулон, браслет и серьги, которые он взял в тот декабрьский вечер в квартире Ярцевых.
— Когда вы расстались со Скворцовым-Шанявским? — продолжил допрос Чикуров. — Я имею в виду, перестали быть его шефом и телохранителем?
— В июне.
— Почему?
— Почему, — повторил с усмешкой подследственный. — Недаром говорят: седина в голову, а бес в ребро. Валерий Платонович весной лечился в Трускавце, ну а когда вернулся, привёз с собой Сторожук. Воспылал, видите ли, любовью… Что ему стукнуло в голову, не знаю, но вдруг приревновал меня к ней страшно. Главное, без всякого повода! И уволил, что называется, без выходного пособия. Да я и сам поскорее отвалил от него: могли так отделать, что на всю жизнь остался бы инвалидом, а то и вовсе отправить на тот свет.
— Как же так? — удивился Кичатов. — Вы боксёр, мастер спорта…
— На ринге уложу кого угодно. И в честной драке. Но ведь среди таких тузов, как Скворцов-Шанявский, честного человека встретишь не чаще, чем жирафа в Арктике.