— Поэтому и воевали так много, когда я была ребенком? — поинтересовалась она.
— Да, верно, но ты и сейчас ненамного старше. И если ты будешь без конца прерывать меня, то рискуешь не услышать и половины из того, что я хотел бы тебе рассказать.
Это было сказано так ласково, что Леа не смогла скрыть озорной улыбки. Несмотря на устрашающие шрамы, Кейн лучился обаянием. К тому же шрамы скорее придавали мужественность его облику, а взгляд и изгиб рта выдавали скрытую мягкость характера молодого рыцаря.
— А сейчас королева Матильда — помнишь, та самая дочь Генриха, которая как раз и дожидалась подобного случая, — спешно прибыла из Анжу, где жила до этого. Сразу по ее приезде поднялся большой мятеж. Одни разочаровались в Стефане, другие испугались кары Господней за нарушение когда-то принесенной ей клятвы, но большинство просто ухватились за возможность вволю повоевать и пограбить, оказывая поддержку то одной, то другой стороне.
Стараясь сосредоточиться на рассказе Кейна и ничего не пропустить, Леа непроизвольно сцепила руки.
— И тогда королева Матильда, как я поняла, объявила войну королю Стефану…
Взглянув на крепко сжатые тонкие пальцы девушки, лорд Реднор не смог сдержать улыбки. Он вдруг вспомнил, как сам, жадно слушая учителя, точно так же нервно переплетал пальцы.
— Терпение, терпение… Ты торопишься. Все не так просто, как кажется. Дело в том, что у королевы Матильды есть сын. Он уже почти взрослый. Ходят слухи, что он полон решимости появиться здесь и заявить о своих правах… Как-то раз, совсем мальчиком, он уже был в Уэльсе… Ему было лет десять, когда он приезжал сюда с матерью.
— Я вижу, вас это не очень радует, милорд. Сын Матильды тоже недостоин занять королевский трон? А как вы думаете, король Стефан еще может измениться?
Рассудительность девочки произвела впечатление на Реднора. Он помолчал и сухо продолжил:
— Священники утверждают, что чудеса иногда случаются. Возможно, Господь решит, что Англия достаточно настрадалась, и ниспошлет нам благо. Короче говоря, не верю я, что король сможет или, точнее, способен — потому что намерения у него всегда наилучшие — изменить себя в нужную сторону. Ты совершенно права, говоря, что приезд Генриха меня не радует. Знаю, это у меня на лице написано. И вовсе не потому, что из него не выйдет хорошего короля. Наверное, в этой ситуации кто угодно оказался бы лучше Стефана, хотя Генрих и очень молод — ему только шестнадцать. Но я поклялся служить королю Стефану и, нравится мне это или нет, должен сдержать свою клятву. Куда важнее сейчас другое — Уэльс подобен пороховой бочке; поднеси огонь — и все взлетит на воздух.