Бен ощутил непреодолимое желание пройти по заросшей дорожке мимо сверчков и кузнечиков, которые брызнут у него из-под ног, взобраться на крыльцо, заглянуть в щели между кое-как приколоченными досками в коридор… или в гостиную. Может быть, подергать парадную дверь. И, если она незаперта, войти.
Он сглотнул и пристально посмотрел на дом, без малого загипнотизированный. Дом, в свою очередь, с безразличием идиота уставился на Бена.
Пройдешь по коридору, чувствуя запах сырой штукатурки и гниющих обоев, а за стенами будут скрестись мыши. Вокруг окажется развал, груды хлама, можно будет что-нибудь подобрать — хотя бы пресс-папье — и сунуть в карман. По том, в конце коридора, вместо того, чтобы пойти в кухню, ты сможешь повернуть налево и подняться по лестнице; под ногами заскрипит известковая пыль, которая годами сеялась с потолка. Ступенек там четырнадцать. Ровным счетом четырнадцать. Но верхняя была поменьше, несоразмерной, словно ее добавили только, чтобы избежать несчастливого числа. Наверху лестницы, на площадке, ты останавливаешься, глядя на закрытую дверь в конце коридора. Если пойти к ней, наблюдая словно откуда-то извне, как она приближается и растет, то можно про тянуть руку, положить ладонь на тусклую пятнистую серебряную ручку…
Бен повернул прочь от дома, со свистом выдыхая сухой, как солома, воздух. Еще не время. Позже — может быть, но не сейчас. Пока достаточно знать, что все это по-прежнему здесь. Оно поджидало его. Бен уперся ладонями в капот и поглядел на город. Там, внизу, можно выяснить, кто владелец дома Марстена и, может быть, снять этот дом. Кухня отлично подойдет для рабочего кабинета, а спать он сможет в гостиной. Но ходить наверх Бен себе не позволит.
Только, если иначе будет нельзя.
Он сел в машину, завел ее и поехал вниз с холма, в Иерусалимов Удел.
Сидя в парке на лавочке, Бен заметил, что за ним наблюдает какая-то девушка. Девушка была очень хорошенькой, светлые легкие волосы обвивал шелковый шарфик. Сейчас она читала книгу, однако рядом лежал блокнот для эскизов и нечто, внешне напоминающее угольный карандаш.
Был вторник, шестнадцатое сентября, первый день школьных занятий, и парк волшебным образом опустел, лишившись своих самых шумных посетителей. Остались только рассеянные по всему парку мамаши с младенцами, несколько стариков, сидящих возле военного мемориала, да эта девушка в пятнистой тени кривого старого вяза.
Она оторвалась от книги и увидела его. По лицу прошла тень испуга. Она опустила глаза к странице, снова поглядела на Бена, начала подниматься, видимо, одумалась, все-таки встала и снова села.