— Что-то давно ничего не слышно о твоем приятеле, а Нелли? Наверное, он давно спит с другой, пока ты листаешь здесь журналы.
Тогда Нелли встала. Ее лицо, обычно такое дружелюбное и веселое, стало жестоким и злым. Он сделала ко мне два шага и ударила по лицу так сильно, что я упала и ударилась головой о шкаф. Она снова села и взяла в руки журнал.
— Тебе не стоило это говорить, Хелен. Это подло. И больше не будем об этом вспоминать.
— Но я хотела сделать именно подлость, — крикнула я. — Подлость! Подлость!
— Садись и рассказывай, что случилось, — сказала она, указывая мне на кровать.
— Не буду.
— Ну хорошо, просто сядь, и мы поговорим. Поговорим о чем-нибудь другом.
И в следующую секунду я уже стояла на коленях перед ее креслом, уткнувшись лицом ей в колени.
— Прости, Нелли, — рыдала я, — Я ничего не имела в виду, правда.
— Конечно, нет. Мы говорим массу всего, что вовсе не хотим произносить и о чем даже не думаем. Только не лежи на полу — дует, садись на кровать.
— Ты пообещаешь забыть все, что я сейчас сказала?
— Уже забыла.
Я села на кровать и успокоилась, пока она делала вид, что углубилась в журнал. «Как трудно обидеть человека, если ты поставил себе это целью, — думала я, — и как это просто, если ничего не замышляешь.»
В тот вечер я долго просидела у Нелли. Я сварила ей кофе, а себе чай, и мы болтали, болтали обо всем. Она даже заставила меня пару раз улыбнуться своим непосредственным замечаниям. Но о главном я ей так и не сказала. В ее тесной комнатке просто не было места для истории о Верти и Френсисе. Я даже могла рассказать о том, что случилось между мной и Френсисом, но не то, что увидела в дюнах в тот последний прекрасный день лета. Ибо именно в тот день лето для меня кончилось. Это было невозможно. Но Нелли как-то осторожно и терпеливо все выпытала и смогла меня успокоить. «Не многие так мудры, как Нелли, »— думала я, выходя из ее комнаты.
Начало осеннего семестра было для меня во многом переломным: я никак не могла решить, должна ли я воспитывать в себе строгость и суровость или могу иногда показать, что не все еще в душе умерло. Разговоры с Нелли привели меня к одному главному выводу — не стоит очертя голову бросаться в водоворот чувств, а надо сначала все хорошенько обдумать.
Я училась в современной школе с большими холлами, громадными окнами во всю стену и широченной лестницей на второй этаж. Классы были смешанными, но на одноклассников-парней никто не обращал внимания. Ну разве можно было воспринимать как мужчин тех, кого каждый день видишь запинающимися у доски. Мы болтали с мальчиками на переменах, некоторые позволяли себе короткие объятия и поцелуйчики на обратном пути домой. И все это при ясном дневном свете! Разве могло быть тут что-то серьезное? Впрочем, теперь я, наученная горьким опытом, не была ни в чем уверена. Теперь меня было невозможно чем-либо удивить.