Когда она услышала звонок, сердце её подпрыгнуло в груди. Мэг уже шла по мягко освещённому холлу, чтобы открыть дверь. Седина ещё никогда не чувствовала себя столь одиноко, но была полна решимости не показывать этого и, спускаясь по лестнице, высоко держала голову, глядя куда-то вдаль чуть выше его левого плеча, когда он входил. Бесцветным голосом она обратилась к домоправительнице, прежде чем он успел открыть рот:
— Мэг, возьмите пальто у мистера Тюдора. Мы сядем за стол через полчаса. — Его мягкая дублёнка была запорошена снегом. Она проводила глазами Мэг, когда та несла её к резной дубовой вешалке у входной двери, и решила использовать холодную погоду в качестве предлога для того, чтобы, не глядя ему в глаза, заявить:
— Мы будем ужинать здесь. Погода не располагает куда-то ехать. — И тут же мысленно обругала себя за то, что вообще стала искать какой-то предлог.
Она почувствовала унизительное смущение, когда он протянул своим бархатным голосом, в котором слышалась насмешка:
— Успокойтесь. Эта идея мне нравится. Меня не приходится уговаривать поужинать с красивой женщиной наедине.
Значит, этот самоуверенный нахал считает, что она решила принять его у себя, чтобы побыть с ним наедине! Наглость его безгранична!
Она быстро отвернулась, чтобы он не заметил, как вспыхнуло её лицо, и направилась в столовую. К тому времени, как Селина прошла туда, велев предварительно Мэг подложить дров в камин и задёрнуть темно-красные бархатные гардины, чтобы отгородиться от вьюжной темноты, она уже успела взять себя в руки. И в её глазах была холодная насмешка, когда она поставила его на место, отрезав:
— Не обольщайтесь. То, что я хочу вам сказать, лучше сказать без свидетелей. Кроме того, я не собираюсь утруждать себя, отправляясь с вами невесть куда. Хересу?
Она заметила, как сузились и потемнели его глаза, гневно сжались губы и напряглось все его тело. Значит, её намеренная грубость задела его за живое, и в это мгновение она почувствовала неожиданную радость от возможности уязвить его.
Однако это недостойное чувство длилось совсем недолго, потому что его сменило нечто совсем другое: что-то тёмное и мучительное вдруг ожило в ней, вцепившись кривыми ядовитыми когтями в каждую её жилку, в каждый нерв и заставив её содрогнуться всем телом, когда он произнёс сквозь зубы, чётко и грозно:
— Черт побери, ты напрашиваешься на это. — Два энергичных шага, и он оказался рядом с ней; испугавшись его горящего гневного взгляда, она отвернулась и стала нервно поглаживать тонкими длинными пальцами прохладный шершавый хрусталь графина с хересом. Он схватил её за плечи сильными руками и резко повернул к себе, в голосе его послышалась неприкрытая насмешка: