– Джесс? Эй, дуреха, ты что, плачешь?
Джесси покачала головой, но скрыть одинокую слезу, стекавшую по ее щеке и дрожащему подбородку, было трудно. Ее сердце разрывалось. Какую боль ей пришлось пережить, сколько ночей проплакать! Люк Уорнек исчез навсегда, думала она. Ее сердце не было готово тому, чтобы увидеть его живым, взрослым, мужественным. Мальчик, которого она знала умер, мальчик, которого она любила…
– Джесси! Прекрати! – Шелби перегнулась через стол и потрясла ледяную руку Джесси чтобы та очнулась. – Он что, заворожил тебя? В чем дело?
– Мне надо идти, – сказала Джесси, выскакивая из-за стола и не сводя глаз с Люка. Она вдруг с ужасом осознала, что он может ее увидеть, а ей этого совсем не хотелось. Она боялась этого черноглазого незнакомца в форме.
– С ума сойти, – протянула Шелби. Последнее, что слышала Джесси, когда за ней захлопнулась дверь кофейни, это крик сестры, приказывающей ей остановиться.
Солнце только что встало, и его бледные лучи проникали во все уголки и щели оврага. Как и прежде, здесь росли раскидистые клены, солнце пробивалось через их кроны острыми лучиками, подобно дневному свету, проникающему сквозь крышу чердака. Вокруг все было тихо и торжественно, как будто сама Мать-Природа проводила утреннюю службу, возвещающую приход нового дня.
Джесси, достигнув места, где они с Люком в свое время так часто встречались, была в полном смятении. Она и не думала, что когда-либо еще сюда придет. Однажды пережив утрату, она пообещала себе, что не допустит в свою душу никаких связанных с этим воспоминаний и не будет бередить рану. Это было обещание, обреченное на то, чтобы быть невыполненным.
И когда она вступила под сень кленов, где было их тайное место, она нашла там Люка. Он стоял спиной к ней и смотрел в сторону ущелья – точно так же, как бывало и раньше. Казалось, он знал, что она сюда придет, что их встреча была запланирована, подобно прежним. Дети подумала Джесси. Мы были детьми, такими голодными и такими доверчивыми, сошедшимися вместе, как сходятся разбитые черепки, пытаясь воссоздать разрушенное целое.
Его поза была мучительно знакомой, но абрис изменился настолько, что Джесси не могла не признаться себе в том, что за четыре года все изменилось самым драматическим образом. Ей же хотелось, чтобы все оставалось, как раньше. Как самая почитаемая святыня, в ее памяти хранился его прежний образ – худощавое тело, лицо темного ангела. Но теперь перед ней стоял отнюдь не мученик. Это был мужчина из плоти и крови, живой и сильный, казавшийся Джесси совсем незнакомым. Каким теперь был Люк Уорнек?