– Ну почему же! Ненависть я тоже испытывала, – быстро ответила Рейн, – но, кроме всего прочего, еще и похоть. Женщины тоже подвластны похоти, тебе это известно? – ерничала она.
– Не пытайся меня провести! Твои чувства были искренними! Ты однажды уже любила меня, и это чувство не иссякло. Если бы не оно, ты бы дралась со мной, как дикая кошка. Не было смысла это отрицать, она лишь украдкой взглянула на него.
– Интересно, любила ли ты меня, несмотря ни на что? – произнес Ник после продолжительной паузы.
Вопрос-сомнение острием ножа кольнул Рейн в сердце. Ей захотелось ударить его, но она едко парировала:
– А что заставляет тебя думать, что я могу любить человека, который сделал из меня шлюху? – От неожиданности услышать такое он опешил, а она наигранно рассмеялась: Ты ожидал благодарности? Да, ты ее, безусловно, заслужил.
– Не глупи, Рейн…
– Ах да, я запамятовала… шлюха с ограниченными правами. У обычной есть хотя бы выбор – она может решать, кому продавать тело. Мы женаты, – скованно проговорил он, – со всеми вытекающими отсюда обязательствами. Ты – моя жена.
– По принуждению, – уточнила она, и огонек задора мелькнул в ее взоре. – Ты однажды сказал, что тебе нужно мое тело. Что ж, пользуйся. Но это все, на что ты можешь рассчитывать. Никакого утешения или участия и, ее заболеешь, никакой помощи или поддержки. Когда устанешь и тебе понадобится плечо – рассчитывай опереться на мое. Никакого с страдания, даже если твой мир будет распадаться на части… Любить тебя? – Она натужно улыбнулась. – Я презираю тебя! Если бы оказался в зыбучем песке, я не протянула тебе и хворостинку. Стояла бы и смотрела, к ты медленно исчезаешь…
Тирада обжигала. Его лицо – каменная мука, вокруг рта пролегла морщинка. Он ответил:
– Не нужно ничего больше говорить. Твоя речь была слишком убедительна. Значит, все, на что я могу рассчитывать, – твое тело?.. В таком случае попытаюсь извлечь из этого максимальную выгоду.
Его губы вытянулись в презрительную ухмылку, он хладнокровно потискал ее сосок, затем скользнул рукой ниже – к месту более чувствительному и желанному.
Стараясь дышать ровно, Рейн лежала недвижно: лицо мертвенно-бледное, зубы крепко сжаты. Всем своим видом она стремилась показать полную безучастность к происходящему.
Зато Ник, похоже, терял самообладание. В глубине его синих глаз блеснуло нетерпение, он взял ее руку и требовательно прижал к своей восставшей плоти.
Рука Рейн оставалась вялой, недвижимой, и это можно было расценить лишь как своеобразное оскорбление, пренебрежение им.
Его губы сжались, искривились.