— Спасибо. У меня есть ваша книга.
Тут к нам подскочил возбужденный кагэбэшник.
— Неувязочка вышла. Недосмотрели последнюю записку, — застучал он кулаком по своей младой груди. — Руководство приглашает выпить и закусить. В ресторане уже все культурно оформлено.
— Я догоню, — сказала я и пошла домой.
Но вот час пробил. Я обрыхлилась, как говорили мои дети о подросшей кошке, издала книжку, вступила в пару творческих союзов, разошлась с мужем и поняла, что дозрела. Я позвонила и предложила прочитать мои пьесы.
— Во-первых, я не драматург, во-вторых, у меня ни секунды свободного времени, в-третьих, я — в депрессии, в-четвертых, я живу в такой глуши, что вы до меня никогда не доедете... Во вторник с пяти до семи можете? Впрочем, лучше завтра... Хотите, я заеду за вами на машине? — Никакого другого ответа, изучив персонаж, я и не предполагала.
На следующий день в платье, связанном специально для этой встречи и делающим все круглое еще круглее, а все тонкое еще тоньше, облачившись в последнюю каплю французских духов, оставшихся от последнего романа, я звонила в его дверь.
— Заходите, заходите, — промурлыкал Л., встретивший меня в свитере, в котором, видимо, еще в университетской юности ездил на картошку, и спортивных штанах с вытянутыми коленками, способных видом отключить все эрогенные зоны на теле даже самой непритязательной женщины. Он рассмотрел меня, обошел со всех сторон, как собака, изучающая нового гостя, засуетился, опрокинул на себя чашку кофе, всучил мне килограмм стихов и даже не взглянул на мою книжку. Весь диалог состоял из его нытья о равнодушии страны к таланту поэта и моих вздохов в ответ. Возвращаясь, я чуть не плакала. Я передержала в колбе светлый образ, он не выдержал испытания временем и стал пародией на самого себя. Ночью Л. позвонил сам:
— А почему вы решили прийти именно ко мне?
— Я искала учителя, — сдуру призналась я.
— О, я готов научить вас жизни, но она так темна и безрадостна!
— Я предпочла бы поучиться литературе, — осторожно подъехала я.
— Литературе? Но женщина не способна быть творцом, она развивается в диапазоне от музы до фурии. Зачем вам литература? Высшее назначение женщины — любовь и преданность мужчине! Таков мой первый урок, завтра жду вас для второго.
Это я могла услышать в минуты первой встречи, но выдерживать вино столько лет, чтобы открыть пробку и обнаружить испорченную воду... На несколько дней я потеряла вкус к жизни и ходила как после тяжелой болезни, когда уже ничего не болит, но интоксикация гнет плечи к земле. Через неделю навестила Л. Оделась попроще, французские духи иссякли, можно было капнуть во флакон водички, поболтать ею и вылить на голову, но не было стимула. Я знала, что Л. оставлен очередной женой, знала, что у меня нет призвания быть писательской нянькой, и инстинкт самосохранения включил внутри светофоры на красный свет. Л. относился к изысканным паразитам, идеология которых гласила: «Несите меня по жизни, ведь я такой тонкий, ранимый и незащищенный, ведь мне все можно». Эти обоих полов слетались на меня всю жизнь как пчелы на мед.