Меня зовут Женщина (Арбатова) - страница 38

Все это произошло со мной семнадцать лет тому назад только по той причине, что я — женщина. И пока будут живы люди, не считающие это темой для обсуждения, это будет ежедневно происходить с другими женщинами, потому что быть женщиной в этом мире непочетно даже в тот момент, когда ты делаешь то единственное, на что не способен мужчина.

УРОКИ ЕВРОПЫ

— Ну, какая же она, твоя Армения? — взвился я.

— Армения — моя родина.

— Ты прав. Но не моя же! Я не могу так написать!

— Зачем же ты пишешь?

— Но я же очерк пишу! Не стихи, не рассказ. О-черк. Путевые заметки. Заметки чужого человека. Заметки неармянина. О-черк, понимаешь?

— А очерк по-армянски знаешь как?

— Нет...

— Акнарк. А «акнарк» по-русски знаешь что?

— ???

— Намек.

Андрей Битов. «Уроки Армении».


Поезд по-советски грязен, и проводницы, несвежие чумички со стукачной выслугой на лице, носят по купе влажное белье.

— Посуше нет? — интересуюсь я, полагая, что европейский железнодорожный билет защищает от прелестей родимого сервиса.

— Можете совсем не брать.

— Как я на мокрое белье зимой положу детей?

— Я сама на таком сплю.

— Не трогай ее, — говорит муж. — Она мигнет таможеннику в Бресте, и нас толком досмотрят.

— И пусть досматривают, мы ничего, кроме детей, и не везем.

— Конечно, не везем, только всю дорогу до Голландии ты будешь складывать вещи обратно, а мы хотели выйти раньше.

У мужа большой гастрольный опыт, и мне не остается ничего, кроме развешивания простыней в купе. Мы сидим под белыми бельевыми флагами в пыльном вагоне, летящем к свободе, и светлые мордашки детей, изъятых посреди учебного года, кажутся нам реликвиями, вынесенными с поля боя. И так неинтересно думать про все, что наполняло предыдущие тридцать два года, то есть про себя, потому что тигр, как известно, состоит из переваренного барана. И слово «Брест», где меняют колеса, означает начало бытия, и фраза приятеля, отвозившего нас на вокзал, еще хлопает крыльями. «Тысячу раз аморально жить в такой стране, аморально поддерживать ее своим телом, аморально растить в ней детей». Сыновья же, «аморально» прожившие свои двенадцать лет, без всякого пиетета перед фактом поездки бьют друг другу морды на верхней полке.

— Петя, Паша, вы хоть понимаете, что мы едем за границу? — возмущаюсь я.

— Понимаем, — говорит один. — Но он первый начал.

— А пусть не врет, — говорит другой. — Эта полка, вообще, моя.

Я засыпаю, как девушка во дни святочных гаданий, и перебираю слова: Варшава, Берлин, Амстердам, Лондон, как имена женихов. Господи, я увижу все это! И никто на настоящий момент уже не может мне помешать!