Дейн был в огне, а ее низкий неясный голос был маслом, разжигавшим пламя.
– И сильный, – продолжала она, а руки-змеи скользили по мышцам, которые от ее прикосновения напрягались и подрагивали.
Он, как огромный слабый глупый бык, тонул в трясине, его соблазняла девственница.
– Ты можешь поднять меня одной рукой, – продолжал гортанный голос. – Я люблю твои большие руки. Я хочу, чтобы они были на мне. Повсюду, Дейн. – Кончик языка скользнул в ухо, и он затрепетал. – Прямо на коже – вот так. – Под батистовой рубашкой пальцы прижались к тяжело бьющемуся сердцу. Большой палец скользнул по напряженному соску, и Дейн зашипел сквозь зубы.
– Я хочу, чтобы ты то же делал со мной, – сказала Джессика.
Он хотел, о, как он хотел, Пресвятая Дева Мария! Побелели костяшки стиснутых пальцев, заныли сжатые зубы, но все это было ничто в сравнении со злобным бурлением в чреслах.
– Что делал? – с трудом выдавил он. – Предполагается… что я должен был… что-то чувствовать?
– Негодяй. – Джессика убрала руку, и он почувствовал дрожь облегчения, но не успел еще раз вздохнуть, как она подобрала юбки и уселась верхом ему на колени. – Ты меня хочешь. Я это чувствую, Дейн.
Трудно было не почувствовать. Между вздыбленной мужской плотью и теплой женской был только слой шерсти и полоска шелка. Помоги ему Бог! Там чулки выше колен, дальше подвязки, над ними шелковистая кожа. У него даже скрючились пальцы искалеченной руки.
Как будто прочтя его мысли, Джессика взяла его левую руку и положила ее на юбку. «Под нее! – хотелось крикнуть. Чулок, подвязка, сладкая шелковая кожа… – Пожалуйста…»
Он сжал губы. Он не будет умолять, он не поползет.
Джессика толкнула его, и он опрокинулся на диванную подушку. Все силы были отданы тому, чтобы не закричать.
Он увидел, что ее рука движется к завязкам лифа.
– Брак требует приспосабливаться, – сказала она. – Если ты хочешь проститутку, я должна действовать как она.
Дейн пытался закрыть глаза, но на это не было сил. Он был прикован к созерцанию изящных пальцев и их порочной работе… крючки и завязки прочь… ткань соскользнула… выпуклости молочной плоти вырвались из-под кружев и обвисшего шелка.
– Я знаю, мои достоинства не так обильны, как те, к которым ты привык, – сказала она и стянула лиф до талии.
Он увидел две луны, алебастрово-белые и гладкие. Во рту пересохло, голову как будто набили шерстью.
– Но если я буду близко, может быть, ты не заметишь разницу. – Она приподнялась и наклонилась к нему… близко, слишком близко.
Один напряженный розовый бутон был в дюйме от его губ… запах женщины щекотал ноздри, кружил голову.