(Мой пациент из-за своей скромности утаил, что звание героя России он получил именно за проведение палубных самолетов.)
— А не могли бы вы рассказать о своих переживаниях того, почему вы стали лётчиком, о психологии своего призвания? Каковы психологические истоки выбора вашей профессии? Психология романтизма в вашей душе занимает основное место? Вы романтик?
— Лётчиков по природе не романтиков я не знаю, потому что заниматься этой работой из-за денег ни один человек не будет. Невозможно заставить себя, ломать себя каждый день. Происходит очень быстрый отсев в лётных училищах. Как только начинаются полёты, люди понимают, что это не их. Лётное дело одно из таких. Да, я романтик. У кого-то из бардов сказано: «Был романтиком, а теперь я стал циником». Это неизбежно по мере мудрения, взросления, набора опыта. Это маска, за которой каждый лётчик, как ребёнок, остается романтиком.
— У вас не было такого: вы рисовали себе эту профессию, а когда её обрели, оказалось это совершенно не так. Вы разочаровались или наоборот?
— Наоборот, кроме последних лет, когда всё тревожно. Тот образ, который я себе мысленно представлял, о своей профессии, был скудным, плоским, менее объёмным. Надо признать, что в эту профессию достаточно трудный путь. Вся жизнь — учёба. Учишься, учишься и учишься. Хотя в песнях поётся, что это мы учим летать самолёты. Мы учим их, а они учат нас. Это взаимный процесс.
— Вы предвосхищали одно, а получилось намного интереснее.
— Я предвосхищал по книгам и фильмам, где сплошная героика. Мне повезло, у меня родители — авиационные специалисты в области лётных испытаний, папа был ведущим инженером по лётным испытаниям. У нас дома бывало немало лётчиков, я на них смотрел, как на полубогов.
— Добавилось нечто, что вы не предполагали — ощущение полёта.
— Про него рассказать невозможно. У каждого человека будет по-своему. Как можно человеку, лишённому обоняния, рассказать про запах розы?
— А если бы вас посадили на кукурузник в 13 лет, и вас бы там тошнило в течение часа, вы бы стали лётчиком?
— Не знаю, но вполне вероятно, что нет. Здесь самое главное — грамотно подвести. В лётных училищах семнадцатилетних пацанов не сажают на большие перегрузки сразу, на большие угловые вращения.
— А у вас были такие перегрузки, когда вас рвало?
— Нет. Первое попадание в трёхмерное пространство всегда очень запоминающееся. Именно когда ты не пассажир, а когда тебе это подвластно. Пускай кривенько как-нибудь, гаденько, но ты можешь управлять этим процессом. И вот когда я попросил сделать мёртвую петлю, я впервые почувствовал, что такое перегрузка. Когда вдавило, немного помутилось зрение и пелена пошла, но это нормальное явление. Одно дело, когда знаешь о нём теоретически, а другое дело, когда в первый раз практически. Конечно, у меня были сомнения, что я никогда не стану лётчиком. Только когда мы курсантами между собой обменялись впечатлениями, мы поняли, что к этому надо прийти и привыкнуть.