Шивон Кларк была ему гораздо ближе. Речь Карсвелла она выслушала с напряженным вниманием и, возможно, извлекла из нее кое-какие уроки. Это было на нее похоже – она всегда стремилась узнавать что-то новое.
Грант Худ был еще одним человеком, который в случае скандала терял многое, если не все. Его лицо и фигура выражали крайнее уныние, и даже руки он сложил на груди так, словно готовился защищаться от ударов. Положение его было незавидным. В случае утечки информации первое подозрение всегда падало на сотрудников пресс-отдела. Именно они теснее всего общались с журналистами, вращаясь в мире, где неосторожно сказанное слово, пьяная похвальба или дружеский разговор после плотного ужина могли обернуться бедой. Но даже если Грант был ни в чем не виноват, его положение все равно оставалось незавидным. Чтобы минимизировать последствия, Джилл нужен был опытный пресс-секретарь, умеющий подчинить себе журналистов и заставить их плясать под свою дудку, даже если для этого ему пришлось бы раздавать своеобразные взятки в виде обещаний эксклюзивной информации относительно будущих результатов расследования. Грант пока подобным опытом не обладал и, таким образом, становился в лучшем случае бесполезной фигурой, которой можно было легко пожертвовать.
Потом Ребус задумался о том, насколько велик может быть ущерб. Да, теперь Сфинкс узнает то, что он наверняка подозревал с самого начала – что ему противостояла не одна Шивон, но и ее коллеги, которых она держала в курсе событий. Сейчас лицо Шивон ничего не выдавало, но Ребус не сомневался, что она уже раздумывает над тем, как справиться с возникшей ситуацией и продолжить обмен письмами с таинственным Сфинксом… при условии, что он захочет продолжать игру. Упоминание о гробиках с Трона Артура не нравилось Ребусу только потому, что в своей статье Холли назвал Джин по имени, сообщив публике, что она является «постоянно работающим в музее полицейским консультантом по этому делу». Он припоминал, что одно время Холли часто звонил Джин в музей, оставлял сообщения, предлагал встретиться. Может быть, она нечаянно сказала репортеру что-то лишнее?… Полностью такую возможность отрицать было нельзя, но Ребус считал подобное развитие событий маловероятным…
Нет, если предатель и присутствовал сейчас в комнате, то больше всего на эту роль подходила Эллен Уайли. Выглядела она, во всяком случае, так, словно у нее случилась какая-то беда. Небрежно расчесанные волосы спутались в тех местах, где их не коснулась щетка, в глазах застыло обреченное выражение. Во время речи Карсвелла она смотрела в пол и не пошевелилась, когда он закончил. И сейчас она по-прежнему смотрела себе под ноги, как человек, который никак не может понять, что же ему делать. Кроме того, Ребус знал, что вчера утром Эллен разговаривала с Холли по телефону. Речь должна была идти только о немецком студенте, но после этого разговора она сразу стала какой-то равнодушной и безучастной ко всему. Тогда Ребус посчитал – это потому, что ее заставили работать над безнадежным делом, но истинная причина была в другом, и сейчас он это понял. Значит, вчера, – после того, как они побывали у Костелло, – она отправилась к Холли на работу или в какое-то кафе или бар, где у них была назначена встреча.