– Он не просто действовал мне на нервы, он…
– Что же еще?
– Он вогнал меня в дрожь.
Ребус внимательно посмотрел на нее.
– Разве это не одно и то же?
Филлида Хейс покачала головой.
– То, что он выделял вас как старого приятеля, действительно меня раздражало, потому что я оказалась… за бортом. Но эта газетная заметка на видном месте…
– Та, которая в рамочке?
Она кивнула.
– Вот от этого у меня мурашки пошли по коже.
– Он патологоанатом, – объяснил Ребус. – У этих ребят шкура гораздо толще, чем у обычных полицейских.
Филлида Хейс ненадолго задумалась, потом чуть заметно улыбнулась, но Ребус увидел.
– Чему ты смеешься? – спросил он.
– Так, ничего особенного, – сказала она. – Просто, когда мы уходили, я заметила под столом фрагмент головоломки…
– …который он обронил и не заметил? – Ребус тоже улыбнулся. – Да ты просто талант, Филли, самородок!… Вот увидишь, лет через двадцать мы сделаем из тебя настоящего детектива.
С этими словами Ребус позвонил у очередной двери, и они продолжили работу.
Пресс-конференция, проходившая в Большом Доме, транслировалась по служебной связи в Гэйфилдский участок, где находился штаб расследования. В рабочем зале царило оживление: кто-то протирал носовым платком захватанный потными пальцами экран телемонитора, кто-то пытался опустить жалюзи, чтобы преградить путь лучам неожиданно выглянувшего из-за облаков солнца. Все стулья были заняты, детективы сидели по двое – по трое за каждым столом. Некоторые торопливо доедали обед, состоявший из бутербродов, бананов и кофе, чая или сока. Разговаривали вполголоса. В основном ругали оператора, работавшего с полицейской камерой в Большом Доме.
– Ей-богу, мой восьмилетний пацан и то управился бы лучше!…
– Должно быть, парень просто насмотрелся современного кино…
Действительно, камера в Большом Доме постоянно куда-то плыла и ныряла, показывая то лес ног, то спинки стульев.
– Представление еще не началось, – успокоил всех чей-то голос. И правда, камеры, принадлежащие городским телевизионным студиям и службам новостей, еще только устанавливались, а приглашенные гости – журналисты и обозреватели – рассаживались по рядам. Многие говорили что-то в мобильные телефоны, но что – разобрать было, разумеется, невозможно.
Ребус встал почти у самой двери. До экрана было немного далековато, но он и не подумал подойти ближе. Рядом прислонился к стене Билл Прайд. Он был совершенно измучен, но изо всех сил старался этого не показывать. Свою планшетку Прайд крепко прижал к груди, как ребенок прижимает любимого медвежонка; время от времени он откидывал голову и поглядывал на прикрепленные к ней листки, словно на них каким-то волшебным образом могли появиться новые инструкции и указания. Жалюзи наконец опустили; в пробивающихся сквозь щели тонких лучах солнца висела густая пыль, обычно невидимая. Внезапно Ребусу вспомнилось, как он в детстве ходил в кино и как, сидя в полутемном зале, с замиранием сердца ждал, когда заработает проектор и начнется захватывающее действо.