Мысль об этом все же заставила Шивон содрогнуться, но потом она вспомнила, что о времени и месте похорон писали в газетах. Быть может, именно так Сфинкс и узнал, где все произойдет? В любом случае, это было ближайшее к «Можжевельникам» кладбище, так что логично было предположить, что Филиппу похоронят именно на нем…
Все это были правильные мысли, верные мысли, не лишенные оригинальности мысли, но увы – ни одна из них не объясняла, что Шивон делала сейчас и почему. Зачем она ступила на этот тонкий лед, подвергая себя нерасчетливому риску?… Шивон казалось – она знает, в чем дело. Именно за это она столько раз критиковала и высмеивала Ребуса. Глупый индивидуализм и самонадеянность – вот как это называлось. И в том, что она сама в конце концов поступила так же, был виноват не кто иной, как Грант с его костюмами, фальшивым загаром, командным духом и новой ролью «телевизионного лица» полиции Лотиана.
В эту игру Шивон хотелось играть меньше всего.
Да, она много раз переступала черту, но всегда возвращалась. Случалось, она нарушала правила, но всегда по мелочи. Ни разу не совершила ничего такого, что могло бы помешать ее карьере и навсегда отлучить от «команды», что бы ни означало это слово. В отличие от Ребуса, у которого индивидуализм был в крови, роль «одинокого волка» была ей чужда, и все же… все же Шивон нравилось иногда оказываться на его стороне поля. По совести говоря, это нравилось ей куда больше, чем перспектива превратиться во второго Гранта Худа или Дерека Линфорда, которые… которые, если разобраться, были членами «команды» в гораздо меньшей степени, чем Ребус. Каждый из них только прятался за спины «команды», а на самом деле играл в свою собственную игру, делая все возможное и невозможное, чтобы поддерживать хорошие отношения с людьми типа Колина Карсвелла и прочими «шишками».
Одно время Шивон казалось, что она может брать пример с Джилл Темплер, но Джилл оказалась ничем не лучше остальных. У нее были свои интересы, которые она старалась защитить любой ценой. Чтобы продвинуться по служебной лестнице, она готова была уподобиться Карсвеллу, заперев все «не относящиеся к делу» чувства в несгораемый шкаф души.
Нет, подумала Шивон, если карьерный рост сопряжен с необходимостью расстаться с частью себя, это не для нее. Это она поняла уже давно – во время ужина в «Гадрианзе», когда Джилл впервые намекнула на возможные перемены.
Что ж, не исключено, что на этот тонкий лед она ступила, чтобы доказать что-то самой себе. Быть может, все это не имеет отношения ни к Сфинксу, ни к игре, в которую он ее вовлек, а только к ней – к ней самой.