Между тем с вечера воскресенья, когда исчезла Филиппа Бальфур, прошло уже почти пять дней. По любым меркам это был достаточно большой срок, но чем дольше Ребус вглядывался в пеструю мозаику на стене, тем меньше видел. Снова и снова он возвращался в мыслях к «Часам Тысячелетия», на которые, напротив, чем дольше глядишь, тем больше подмечаешь. Когда он смотрел на них в музее, ему казалось, что его зрение само выхватывает из движущегося целого отдельные фигурки. Теперь Часы представлялись ему памятником утраченному или забытому. В каком-то смысле помещенные на стене фотографии, факсы, ксерокопии, рисунки и размноженные на ротапринте листовки тоже являлись памятником, но куда менее монументальным. Хотя бы потому, мрачно подумал Ребус, что рано или поздно, – смотря по тому, сколько продлится расследование, – коллаж на стене будет разобран, убран в картонные коробки и отправлен в какое-нибудь пыльное хранилище в подвале.
Все это Ребус уже проходил в другие времена, расследуя другие случаи (далеко не всегда удачно). Не принимай близко к сердцу, сохраняй холодную голову – вот что твердят на всех семинарах по повышению квалификации, но говорить-то легко. Фермер Уотсон до сих пор помнил десятилетнего мальчугана, убившего младшую сестру. У Ребуса тоже были свои, не менее мучительные воспоминания, которые нередко заставляли его торопиться после работы домой. Там он принимал душ, переодевался и садился в свое излюбленное кресло, а компанию ему составляли стакан доброго виски и любимый альбом «Роллингов».
Сегодня, однако, Ребус не ограничился одним стаканом. Слева и справа от него громоздились скрученные в рулоны ковры из прихожей и спален, матрасы, шкафы, деревянные комоды… ну прямо лавка старьевщика. Однако от двери к креслу и от кресла к стереосистеме были оставлены свободные проходы. И по большому счету Ребус ни в чем более не нуждался.
«Роллинги» отыграли, а виски в стакане еще не кончилось, поэтому он включил альбом «Желание» Боба Дилана. В этом альбоме Ребусу больше всего нравилась вещь, которая называлась «Ураган» – грустная повесть о несправедливости и ложном обвинении. Ребус хорошо знал, что в жизни это иногда случается – по злой воле или по недоразумению, но случается. Он сам несколько раз сталкивался с делами, в которых все улики недвусмысленно и прямо указывали на одного человека, но в последний момент на сцене возникал с чистосердечным признанием на устах истинный преступник. А в прошлом, – далеком прошлом, – полиция специально «подставила» одного или двух правонарушителей просто для того, чтобы убрать их с улиц и успокоить общественное мнение, жаждавшее приговора – именно приговора, а отнюдь не правосудия. Случалось и наоборот: личность преступника была достоверно известна, но доказать его вину не представлялось возможным. Пару раз на его памяти без вины виноватыми оказались полицейские.