– Вечной весны, как говорят на Олимпе, – Марк слегка поклонился, стараясь держаться с Говерноном, как и с Посейдоном, – вежливо и холодно.
С Говерноном это сделать было гораздо труднее.
«Это всего лишь оживший портрет», – сказал он сам себе.
– Не расскажешь, как ты это сделал? – Говернон улыбнулся. Немного фальшиво. – Как догадался?
– Нет, не расскажу. Во всяком случае, пока.
– Чего ты хочешь? Что тебе нужно?
– Чтобы ты остановил вторжение колесничих на Лаций, – как ни старался Корвин, произнести эту фразу совершенно бесстрастно не получилось. Голос предательски дрогнул.
– Я не могу. Я не играю за Лаций.
Марк медленно приблизился:
– Я знаю, что ты – не мой отец. Просто кто-то очень похожий. Возможно, неотличимый. Во всяком случае, таким мне возвращает тебя память предков.
Человек у окна поморщился и покачал головой:
– Марк, давай уточним. Я в самом деле не твой отец. Даже не полная копия. Я просто похож.
– Ты – клон… – В голосе Марка не прозвучало вопроса.
В жизни он никогда не видел отца, но память предков сохранила его образ именно таким – образ молодого, уверенного в себе человека. В генетической памяти отец остался отражением в зеркале – и потому отца Марк считал как бы частью себя. Больше чем любой другой патриций. Ибо другие видели своих отцов состарившимися и живыми, а для Марка другого изображения попросту не сохранилось. И вдруг отражение в зеркале ожило.
– Я – его клон, в генокод которого вживлен ген бессмертия, – пояснил олимпиец. – Его память переписана в мой мозг. Видишь, как все просто.
– А он? Мой отец? Он где? – Во рту так пересохло, что Марк с трудом смог выдавить эти вопросы, хотя с того момента, как услышал возглас Генриха, готовился его задать.
– Он умер. Ты же знаешь, на Олимпе можно находиться только четыре дня.
– То есть он не погиб тогда в портале? Вы убили его?
Марк не помнил, как опустился в кресло. Был какой-то провал – перед глазами все поплыло. А потом он обнаружил, что сидит в кресле и тупо смотрит прямо перед собой.
– Вы его убили, – повторил он.
– Когда его нашли, он был так искалечен, что жизнь в его теле поддерживали приборы. Мы попросту не могли никуда его переправить с Олимпа. Не успевали. Мы не убиваем никого, Марк. Если человек может жить дальше, мы его отпускаем. Как отпустили Роберта Дэвиса с Неронии. Его бессмертный клон живет на Олимпе, а Роберт – по-прежнему на Неронии.
– Нет, – глухо выдохнул Марк.
– Что – нет?
– Роберт уже не живет. Роберт Дэвис убит тайным агентом недружественной державы.
– Это не олимпийцы, – заявил Говернон. – Мы выше этого.