- Ты как, ничего?
- Просто чудесно. - Джек соскочил с коня. - Но океан застал меня врасплох. Никак не ожидал такого.
Таул взял коня под уздцы и повел его к маленькому лагерю.
- Так ты никогда прежде не видел моря?
- Нет. Харвелл стоит очень далеко от него.
- А знаешь ли ты, что Ларн находится там, в этих водах?
- Где? - с внезапно прервавшимся дыханием спросил Джек.
Таул с помрачневшим лицом указал на юго-юго-восток:
- Вон там, в паре сотен лиг отсюда.
Джек проследил за его рукой. Горизонт потемнел, и море из синего сделалось черным. Было четыре часа пополудни, но солнце уже закатывалось за горы на западе. Джеку вдруг стало холодно. Слова Таула вернули его на берег.
- Пойдем, Джек. Надо отдохнуть.
Джек посмотрел в ясные голубые глаза рыцаря:
- Ты тоже это чувствуешь?
Таул потупился:
- С тех пор как я там побывал, не было дня, чтобы я не чувствовал его присутствия.
Они стояли бок о бок и смотрели на океан, мерцающий, как драгоценный камень. Чайки к вечеру угомонились.
Гнедко нарушил чары, потянувшись за особенно пахучим пучком травы. Таул, к удивлению Джека, велел Хвату:
- Ступай-ка собери побольше дров. Нынче ночью мы, похоже, сможем развести костер.
Хват побежал за дровами. Рыцарь, ничего не объясняя, отводил глаза, и Джек догадывался, что не его одного прохватило холодом до костей.
Час спустя на холме уже трещал костер. В углях грелась копченая колбаса, завернутая в листья щавеля, и на огне стоял котелок со сбитнем. В Нессе они, кроме Таулова лука, приобрели множество всякой снеди. Мясо, правда, было исключительно баранье, а сыр - овечий, но доселе путникам приходилось зависеть от прихотливых вкусов Хвата, поэтому все, что не слипалось от меда и не было густо усыпано корицей, представлялось им приятным разнообразием.
- Ежевики хотите? - Хват протянул пригоршню ягод, но желающих не нашлось, и он потер свою раненую руку. - Ну все, больше я для вас ничего собирать не стану. Очень нужно рисковать своей шеей для людей, которые смотрят на тебя так, будто им предлагают отраву.
Джек улыбнулся. Хват всегда был очень чуток к любой перемене настроения. Мальчик увидел, что Таул с Джеком примолкли, счел это нежелательным и решил разрядить атмосферу, разыграв сцену жалости к себе.
- Давай твои ягоды, я съем, - сказал Джек.
- Все как есть?
- Ага. Даже те, по которым слизняки ползали.
- Слизняки! Никакие слизняки по этим красавицам не ползали. Да они бы и не поместились на них.
Этот бурный взрыв негодования вызвал у Джека смех. Вскоре к нему присоединился Таул. Хват вызывал у них самые нежные чувства. Мальчуган, при всей своей напускной самостоятельности, оставался по-детски уязвимым. В ту ночь, когда его ранило, он ни разу не заплакал. Он, правда, лишился чувств, но утверждал потом, что не хлопнулся в обморок, как девчонка, а потерял сознание по-мужски, ради сбережения сил и остановки крови.