Никто не мог слышать заложенными ушами за продолжающимся грохотом, а если б услышал, то вряд ли бы понял, что шепчет зам, сотрясаемый градом автоматных пуль: «Конов, держись, вертушка». И смешивались в гаснущем сознании вертолеты и голуби, конвойные овчарки и овчарки, разведывавшие мины. И тут и там за людские грехи расплачивавшиеся своими жизнями бессловесные друзья человека.
Наконец автоматные рожки опустели. Из порохового кумара выбрался невысокий и худощавый человек, на ходу отстегивая магазин, выбрасывая его и вставляя новый. Он морщился от боли и волочил ногу. У него было прострелено левое бедро, брюки пропитывались кровью. За шаг до полковника он наклонил ствол перезаряженного автомата и вжал до упора спусковой крючок. Маслины выстригли на спине замполита две параллельные дорожки. Не достреляв рожок, раненый в бедро встал возле полковника на колени, положил АКМ на пол, достал выкидуху.
– На, сука! Мусор! Ментяра! Легаш! Тварь!
Он всаживал финкарь в спину, в шею мертвеца, всаживал куда придется, облепив рукоять обеими ладонями, всаживал, пока его не стали трясти за плечо.
– Хоре, Выдра, он дохлый уже...
В окошко запертой оружейки они приметили внутри на полу двух связанных вертухаев. Картина ясна.
– Прикинь, если они выгребли все оружие, – сказал Боксер. – Чего хочешь тогда требовать можно. Хоть самолет до Пакистана.
– Хана полковника нам всем с рук не сойдет. – Китай старался не смотреть на трупешник.
Шрам присел возле расстрелянного и исколотого замполита. Рядом встал Джеки.
– Хороший был мужик, крепкий. Редкой породы. Не пофартило ему с раскладом – кинули его не на тот фронт. Отсюда и получилась какая-то херня с кровавой финитой бля комедией. Ему было бы правильнее скопытиться на войне. Не своей смертью умер. Его смерть – чеченская пуля в сердце во время штурма какой-нибудь высотки. Ладно, дернули дальше по местам боевой славы.
Шрам не стал вспоминать, что с замом уперлись в друг друга рогом. И что такой затык все равно для одного кончился бы плохо. Потому что оба не умели отступать. Не стал вспоминать, потому что при покойниках полагалось лечить воздух только сладкими речугами.
– Бросай волыну, убьем!
Начальник СИЗО встретил их на пороге приемной. Пистолет держал в опущенной руке. Когда они ввалились, взвинченные, оскалившиеся автоматными стволами, Игорь Борисович просто разжал пальцы.
Сбылись худшие опасения – захвачена оружейка. Что теперь начнет твориться, лучше об этом и не думать.
Его впихнули в приемную, дотолкали до стола секретарши, мимо, к кабинету проскользнули пропахшие потом и табаком люди.