Желание взбесилось в Сергее, едва он услышал, что Нинка рядом. Будто месяц без бабы маялся. Что делается, а?! Впору докторам кланяться. Чтоб те вылупили из пальца какую-нибудь туфтень насчет пробуждаемых тюрягой первобытных инстинктов, про влияние экстремальщины на порево.
Резиновые минуты ожидания накалили нетерпение до магматического бурления. В голове ничего не было кроме колокольного бума «Ну, когда же ты!?»
Ее рука с часиками на серебряной цепочке отшвырнула в сторону, словно сорняк, темный колготочный комок с белой прожилкой трусиков. Сергей подхватил женщину на руки и понес к столу. Отпихнул вставший на пути стул. Он положил ее животом на стол – ему захотелось так, грубее.
Он врезался в нее и спешил. Руки мяли груди под блузкой. Он усиливал темп. Все быстрее и быстрее. Избавиться, выбросить, освободиться. Ее ногти скребли по столу. Крик она глушила, закусив плечо.
Своя злость, чья-то подлость, подозрения, несвобода, занесенный над его жизнью нож, холод карцера, недосып, ощущение опутывающей его петли, – все, клокоча, рвалось из него наружу прочь. Когда он почувствовал «вот сейчас, сейчас», глаза закрылись и вместо серых снизу и белых сверху голых стен комнаты свиданий он увидел себя-юнца, прыгающего с обрыва песчаного карьера на опасно далекий песок...
Он выпустил из себя стон, сошедший в выдох облегчения...
Он возвращался с таможни. До Виршей монотонность пути была нарушена единственный раз. Мобильник пропиликал мелодию одного из хитов Мадонны.
– Да.
– Сережа? – промурлыкало в ухе.
– Привет, Нинель.
– Сережа, ты где сейчас?
Ему нравилось, когда она произносит слова с "р", например, его имя. Он даже знал, как такое выговаривание "р" называется – грассирование.
– Гоню по прямой в твою сторону, – кинул он в телефонный эфир, обходя в этот момент опасный (если верить анекдотам) для жизни «Запорожец».
– Заедешь сегодня?
Он пообещал, но сказал, что нарисуется не раньше чем часика через два-три, дела кой-какие еще переделать надо. После покалякали о том, о сем, всякие птички-поцелуйчики, скрасила она ему кусок пути. Короче, лирика, к делу вроде бы не подшивается. Да вот звоночек теперь тоже следует иметь в виду, раз вышло, как вышло. Не скинешь теперь тот звоночек с поезда раздумий. Может, совпало, а может... Как нынче проявилось, уж больно неудачное время она выбрала для беседы. И если б еще она не спрашивала о том, где он находится...
Думать о Нинке как о подстилке подлой он не станет. Не станет, но о том звоночке тоже не забудет.
Оно, конечно, верно. Любая баба способна предать. Не всякая продаст тебя под пытками, но у любой от ревности может склеить мозги так, что ничего перед собой не будет видеть кроме багровых клубов мести. Одно желание будет захлестывать, топя в себе все нежности и клятвы, переворачивая чувства с ног на голову, – всадить когти да поглубже, да побольнее в рожу подлеца и изменщика.