– Я оставлю вам Портиса и Макдонага, – предложил Беркли, словно читая по лицу Лоуренса. Этих двух верховых из экипажа Отчаянного перевели на Максимуса во время неразберихи с китайцами.
– Но ведь у вас самих большие нехватки. Я не могу грабить Максимуса, пока вы участвуете в боевых действиях.
– Транспорт из Галифакса, «Вильгельм Оранский», везет нам с десяток парней. Можете спокойно взять обратно своих.
– Мне не хочется спорить с вами – видит Бог, нас здорово потрепало. Однако транспорт может задержаться на целый месяц.
– Вы были внизу и потому не слышали нашего разговора с Райли, – сказал Уоррен. – «Вильгельм» замечен несколько дней назад, он уже близко. Мы отправили за ним Чинери с Дульцией; транспорт зайдет сюда и увезет нас домой вместе с ранеными. Вашей посудине, по словам Райли, тоже кое-что требуется. Дерево какое-то, так, Беркли?
– Рангоутное, – подсказал Лоуренс. При свете дня стало видно, как сильно пострадали реи от ночного обстрела. – Будет большим облегчением, если «Вильгельм» чем-то поделится с нами. Но корабль, Уоррен, не следует называть посудиной.
– Подумаешь, важность, – не смутился тот. – С виду это настоящая большая лохань, хотя для Максимуса и она маловата – того и гляди в воду свалится.
– А вот и нет! – Высказав это возражение, Максимус все-таки оглянулся на свою тыльную часть, убедился, что подобная опасность ему не грозит, и заснул опять.
Лоуренс, чувствуя, что битва проиграна заранее, промолчал.
– Значит, вы на время останетесь с нами?
– Только до завтра, – ответила Харкорт. – Если «Вильгельм» запоздает, нам придется лететь. Не хотелось бы утомлять драконов, но оставлять Лентона без поддержки и вовсе нельзя. Он и так уже, наверно, понять не может, куда мы делись. Мы вылетели, чтобы проделать ночные маневры вместе с флотом у Бреста, и тут увидели вашу пальбу – ни дать ни взять годовщина Порохового заговора.
Райли, разумеется, пригласил к обеду и воздушных капитанов, и пленных французских офицеров. Харкорт, не желая, чтобы посторонние узнали, что она женщина, отговорилась морской болезнью. Беркли, молчун по природе, произносил за один раз не более пяти слов, но Уоррен любил поговорить, особенно после пары бокалов крепкого вина, а у Саттона имелся запас анекдотов, исправно служивший ему уже тридцать лет. Они двое в основном и поддерживали беседу – энергично, хотя и не слишком связно.
Подавленные французы сидели тихо, британские моряки тоже не блистали красноречием. Лорд Парбек был чопорен, Макриди мрачен; даже Райли постоянно впадал в несвойственное ему молчание и явно чувствовал себя очень неловко.