– Я сознаю, что прошу о большой жертве. Надежды вашей семьи, возможно, будут обмануты, а награда, которую вы получили за него, – конфискована. Но разорение вам не грозит. Исполнив мою просьбу, вы получите десять тысяч таэлей[13] серебром и благодарность самого императора.
Кровь бросилась в лицо Лоуренсу.
– Крупная сумма, – сказал он, немного совладав с собой. – Но во всем Китае не хватит серебра, чтобы купить меня, сэр.
Он хотел уйти сразу же, но принц, отбросив наконец свое напускное хладнокровие, бросил:
– Глупец! Вам все равно не позволят остаться при Лун Тен Сяне, и вы отправитесь домой. Почему вы не соглашаетесь на мое предложение?
– Я не сомневаюсь, что у себя дома вы сможете разлучить нас вопреки нашей воле. Но вся вина за это ляжет на вас, а не на меня. И он будет знать, что я остался верен ему до конца, как и он мне. – Лишенный права ударить Юнсина или вызвать его на дуэль, хоть немного смягчив этим чувство глубокого оскорбления, Лоуренс ухватился за повод к ссоре, который принц дал ему сам. – Не трудитесь больше соблазнять меня таким образом, – добавил он со всем доступным ему презрением. – Все ваши посулы и махинации приведут все к тому же финалу; и я слишком верю в Отчаянного, чтобы считать его способным предпочесть такую страну, где подобные сделки приняты в приличном обществе.
– В невежестве своем вы порицаете величайшую нацию мира, – распалился в свою очередь принц. – Все ваши соотечественники так поступают. Вы не уважаете тех, кто стоит выше вас, и оскорбляете наши обычаи.
– За это я, быть может, извинился бы перед вами, сэр, если бы вы сами не оскорбляли постоянно меня и мою страну и хоть немного уважали чужие обычаи.
– Мы ничего не хотим перенимать у вас, равно как и навязывать вам свои взгляды. Вам, островитянам, милостиво позволили покупать у нас чай, шелк и фарфор – предметы ваших страстных желаний. Но вам мало этого; вы просите все больше и больше. Ваши миссионеры распространяют чуждую нам религию, ваши купцы ввозят к нам опиум, попирая закон. А ведь мы в отличие от вас не нуждаемся в чужеземных товарах наподобие ваших побрякушек, часов, ламп и ружей. В столь неравном положении вам бы следовало быть втройне благодарными императору и с утроенным смирением повиноваться ему, вы же громоздите одно оскорбление на другое. Довольно мы вас терпели!
Перечень обид, столь далеких от обсуждаемого ими вопроса, принц огласил с большим жаром. Лоуренс впервые слышал, чтобы Юнсин говорил так искренне и несдержанно, и его откровенное удивление вернуло принца к насущным делам. Наступило молчание. Принц мог с тем же успехом говорить по-китайски – Лоуренс не знал, что ответить на эту речь, где христианские миссионеры ставились на одну доску с контрабандистами, а торговля, выгодная для обеих сторон, предавалась абсурдному отрицанию.