– Что это ты? – спросил Михаил Никифорович.
– Устал, – сказал Дробный. – Ужарился.
– На улице не жарко.
– Не жарко, – кивнул Дробный. – Но вот ужарился. И не на улице.
– На улице, – вспомнил Михаил Никифорович, – ты, бывало, созерцал. И мне советовал…
– Сейчас не посоветую, – быстро сказал Дробный.
Он действительно выглядел усталым и, видно, был отчего-то в раздражении.
– Как у вас в прокате? – поинтересовался таксист Тарабанько.
И его бесцеремонный вопрос вызвал раздражение, но Петр Иванович, как человек воспитанный, лишь промолчал и поглядел куда-то поверх Тарабанько. Потом он все же сказал, но обратившись к Михаилу Никифоровичу:
– Это интересно. Даже занятно. Но нелегко… Кстати, я встретил здесь общего знакомого. Хирурга Шполянова. Тогда он был у нас в мясницкой… У него хорошая услуга.
Если бы Михаил Никифорович не знал Дробного, он мог предположить, что тот чуть ли не завидует сейчас доктору Шполянову. Но Дробный считал зависть чувством бесполезным и лишним. Самого Дробного объявляли и кавалером, сопровождающим дам, и певцом для домашнего музицирования, как-то потянуло Дробного в каскадеры. При оказании какой услуги он сегодня ужарился и пожелал выпить пива?.. Дробный отозвал Михаила Никифоровича из компании и спросил, хорошо ли он знает Шубникова.
– Давно знаю, но это не значит, что хорошо…
– Мне показалось, – уже не спрашивая, сказал Дробный, и не для Михаила Никифоровича, а для себя, – он может быть и капризным. Или опасным…
Но сразу Дробный и замолчал, и Михаил Никифорович понял, что Дробный еще станет жалеть о произнесенных им словах. Дробный извинился, ему надо было идти и продолжать занятия; обеспокоенный, усталый и все еще раздраженный, он удалился из автомата.
– Этого дорого нанимать, – сказал Тарабанько.
– С чего ты взял? – спросил Филимон.
– А ты цифры посмотри в ценнике.
– Михаил Никифорович, – сказал Лесков, – но ведь вы тоже у них в прокате.
– Это кем объявлено? – спросил Михаил Никифорович. – Все пайщики там.
– И Филимон?
– Я не пайщик, – заявил Филимон. – Я гонец.
– Призовут – и пойдешь, – сказал Тарабанько. – Будешь чрезвычайный и полномочный курьер. Или гонец по особо важным поручениям.
– Никогда! – пылко пообещал Филимон.
– И кем же я там? – спросил Михаил Никифорович.
– Твой пай – главный. И ты открывал бутылку.
– Если я чем-то и связан с пунктом проката, – сказал Михаил Никифорович, – то лишь квитанцией на пылесос.
– Говорят, там у вас… у них… будет управление малых рек, – сказал Тарабанько, – и управление диких птиц.
– Как это можно управлять малыми реками? – удивился Филимон. – И зачем?