– Не о том потягаете, о чём надо бы… – угрюмо вымолвил он наконец. – Ладно… пускай лезет в яму, раз нету ума.
Вот когда окатила меня волна душного, дурностного страха! Я взмокла и подумала, а надо ли было мне так усердно лезть туда, куда меня не пускали… не пускали-то, может, моей же корысти ради… или ради чего-то ещё, простоте моей недоступного… Двое кметей встали по бокам и повели меня запирать, верней, потащили, едва не сбив с ног, намеренно грубо, чтоб видели Боги моего прежнего рода – не я предаю, силой берут… и до самой двери было ещё не поздно вырваться и передумать. Я шла, опустив голову, молча. Как сказывал дедушка: забралась в кузов, не говори, что не груздь.
…Если бы разобрать, на каком языке перешёптывались брёвна рубленых стен и скрипучая берёста на половицах – верно, они бы немало порассказали об отроках, в разное время, как я, коротавших здесь ночи перед Посвящением. Разве могут рассеяться без следа страх, надежда, полёты души от отчаяния к торжеству, обеты Богам на случай, если вдруг повезёт… кто-то ведь слышит каждое наше слово, даже не произнесённое, запоминает поступок, которому, кажется, не было видоков…
Обычно отроки ночевали здесь по двое-трое. Я сидела одна. Да. Никак у меня что-то не получалось быть – мы. Получалось: все остальные – и я. Отовсюду торчала сухим сучком из бревна.
Я поудобней устроилась у стены, вздохнула и упёрлась подбородком в сомкнутые колени. Зябла спина, в животе сосало, потому что повечерять не пришлось. Вот краюшку бы хлеба с толстой сметаной, да на правый бочок, да чтобы Молчан свернулся тёплым клубком… Может, он теперь зайца нёс в логово, верной волчице, глупым щенятам…
Кто бы погладил меня по головке, кто бы сказал: будет всё хорошо. Малые дети любят слушать страшную баснь, прижимаясь к надёжному и большому, способному защитить… А вот когда страшно не в басни, а наяву, и не к кому припасть, не за кем спрятаться…
Я закрыла глаза и постепенно сползла в зыбкий, не сулящий отдыха полусон, когда сам толком не ведаешь, спишь или живёшь. Я шла на лыжах домой, и наполненный кузов привычно оттягивал плечи, а вокруг уходили в звёздное ночное небо ели, заметённые по колена. Я шла, а впереди становилось светлей и светлей, и вот уже засинели круглые лунки у влажных чёрных стволов, засверкал снег, готовый хлынуть лопочущими ручьями, и нестерпимое вешнее солнце глянуло вниз сквозь голые ветви… Я миновала Злую Берёзу – капли прозрачного сока сбегали по белой коре, и каждая несла в себе радугу. Я вошла во двор, и там, на крылечке нашего дома, прислонясь к двери, сидел Тот, кого я всегда жду.