Волк шёл и думал о том, как расскажет Винойру о своём расставании с Пятнышком, и побратим звонко хлопнет себя руками по бёдрам: «Только смотри не проболтайся об этом людям из наших кочевий, парень! Они тебе голову оторвут и на кан-киро твоё не посмотрят! Ты хоть понимаешь, какую услугу им оказал?! Минует лето-другое, и здешние волки сделаются в два раза крупней прежнего…»
Пусть говорит, пусть подтрунивает. Волк и не подумает обижаться. Совсем скоро от пристани отвалит большой торговый корабль. Он увезёт за море меднокожего Винойра, вытащившего жребий скитальца. И с ним – Мулингу. И её отца, уже сговорившегося о продаже двора…
Странное дело, Волк всего менее ревновал девушку, которую недавно считал почти что невестой. Не точил ядовитый клык на побратима, её вроде бы умыкавшего. Нет… Он беспокоился, приживётся ли шо-ситайнец в далёкой стране Саккарем, будет ли к нему милостива тамошняя Богиня, не покусится ли кто-нибудь слишком алчный на его драгоценного жеребца по имени Сергитхар. Мулинга?.. Схлынула первая обида, и Волк обнаружил, что «измена» девушки вовсе не погасила для него солнце. Если бы, к примеру, он не смог одолеть Ригномера, если бы Пятнышко разорвали псы на Кругу… ему было бы больней. Мулинга же, по мнению венна, вольна была выбирать – тем более что он не успел даже попросить у неё бус. Может, с Винойром ей окажется не так хорошо, как она ожидает, и она задумается, не сделала ли ошибку. Но это не его, Волка, дело.
Его дело – вызвать Наставника на поединок. Чтобы убить. Или самому оказаться убитым.
– Потому что он – Волкодав. А я – Волк.
Молодой венн даже выговорил вслух эту формулу старинной, не ведающей примирения вражды. Выговорил… да так и замер посреди степной дороги, что была дорогой лишь на ближних подступах к городу, а поодаль от стен распадалась на дорожки и тропки, постепенно терявшиеся на травянистой равнине. Так текут реки халисунских пустынь, исчезающие в песке.
– Да чтоб я сдох, – прошептал он некоторое время спустя, по-прежнему не двигаясь с места. Хорошо знавшие Волка немало удивились бы подобным речам. Венн слыл человеком сурового и строгого нрава и, в отличие от многих других учеников, сквернословил исключительно редко.
Но теперь как раз и был тот самый исключительный случай, ибо на Волка снизошло озарение.
Он наконец понял, что Боги всё-таки ответили ему. Он загадывал об исходе грядущего боя с Наставником – и Они, вняв молению, ниспослали ответ. Только он, глупец, сразу не уразумел его. Зато теперь слышал Голос свыше так явственно, как если бы вернулся тот тихий вечер в Нарлаке и маленькая женщина, принятая им за деревенскую дурочку, вновь ласково взяла его за руку.