Он неторопливо сунул мобильник в карман.
— Отбой и конец связи.
— Похоже, зоопарк уже зашевелился? — поинтересовалась Ламанча.
— Зоопарк? — рассеянно переспросил майор. — А, зоопарк… «Сьмииии». Да. У шефа трубку уже оборвали. И адрес последнего происшествия, сволочи, знают, и с людьми успели переговорить. Так что завтра поимеем то, что обязаны были поиметь.
Он в упор посмотрел на Алину.
— Гадина наша, конечно, не подарок. Но паника, Алина Витальевна… Это зверь страшный. Единственная надежда, что собеседник мой, который в этом городе что-то значит, все-таки до кого-то в Смольном достучится. Перекрыть журналистской братии кислород, конечно, и Смольный не перекроет, но хоть смикшировать как-то попытается. Может быть.
Кремер встал. Поднялась и Наговицына.
— Спасибо за хлеб-соль-сахар, но мне пора. Заскочу на службу, отзвонюсь героическому Косте-старлею, он ведь, бедолага, там до сих пор оборону держит — теперь уже от двуногих, как я понимаю. И надо бы часок-другой все-таки на сон выкроить. Завтра и того может не получиться.
Он пожал Алине руку.
— Я спущусь с вами. Закрою.
— Тоже верно, — бесстрастно согласился майор. — А то ведь не дай Бог какая крыса, а снайпера-расстрельщика под рукой и нет…
Кремер спускался по лестнице, продолжая свою элегическую речь.
— А я страсть как люблю, знаете, этак эффектно и героически… Особенно в присутствии прекрасных дам…
Ламанча, улыбаясь и качая головой, стала подниматься в лабораторию.
Сергей уже завершил обход обоих этажей. Свет нигде не горел, все двери были закрыты. Он осторожно пробовал каждую — слегка, но очень слегка тянул на себя так, чтобы убедиться, что замок закрыт, но и чтобы случайно не распахнуть настежь какую-нибудь из незапертых. Сейчас он снова сидел в своей «сторожке» и курил. Телешов пытался убедить себя, что окна всех помещений, конечно же, закрыты — и какой же смысл топать наружу, во двор, чтобы в этом простом факте убедиться? Раньше всегда закрывали, с чего бы именно сегодня вдруг было иначе? По нормальному расписанию на оставшуюся часть смены теперь надо бы всласть помусолить какой-нибудь журнал под — если повезет — «Маленькую ночную серенаду» Вольфганга Амадея. А все остальное — от накрученных за два дня нервов и доисторических пещерных страхов. На дворе уже третье тысячелетие, и атавизму положено дать беспощадный бой.
На дворе уже третье тысячелетие. А что еще может быть там, на дворе? Телешов негромко выругался. Идти придется. Сто лет закрывали окна, а на сто первый вдруг да и забыли. Такие сказки тоже случаются, особенно если сказочная страна не Швейцарией зовется.