На отрывном календаре, висевшем на стене, вместо текущего понедельника значилась суббота. Шестнадцатое число.
— Что за черт? Наверное, Альберт оторвал больше листков, чем надо. Вот паршивец!
— Не думаю, что это он, — сказала Таппенс, — но можно спросить у него.
Альберт, призванный и допрошенный, выказал крайнее изумление. Он клялся, что оторвал только два листка: субботний и воскресный. Вскоре его слова получили подтверждение в виде обнаруженного Томми несоответствия: два листка, оторванные Альбертом, валялись в камине, все последующие были помещены в корзину для бумаг.
— Педантично аккуратный преступник, — заочно одобрил его Томми — Кто сюда заходил, Альберт? У нас были клиенты?
— Да, сэр, один.
— И как он выглядел?
— Она. Медсестра из больницы. Очень хотела вас видеть и жутко расстроилась, что не застала. Сказала, что дождется во что бы то ни стало. Я отвел ее в комнату для персонала, потому что там теплее.
— Да, конечно, там гораздо теплее и можно пройти в мой кабинет так, чтобы ты этого не заметил. Давно она ушла?
— С полчаса. Сказала, что зайдет ближе к вечеру. Такое тело, сэр… Прямо-таки создано для материнства.
— Чего-чего? Ох, Альберт, исчезни. Альберт оскорбленно удалился.
— Однако странное начало, — сказал Томми. — Бессмысленно как-то… Предупредила нас, и только. Надеюсь, она не подложила в камин бомбу или еще что?
Убедившись, что ничего подобного не сделано, он сел за свой стол и повернулся к Таппенс.
— Mon ami,[2] — торжественно заявил он, — мы столкнулись с крайне серьезной проблемой. Ты, несомненно, помнишь человека, который был номером четвертым,[3] которого я, словно яичную скорлупу, раздавил в Доломитовых Альпах[4] — не без помощи взрывчатки, bien entendu.[5] Но он не умер. О нет, они никогда не умирают в действительности, эти короли криминального мира. Да, это он, и даже более, чем он, если можно так выразиться. Теперь он номер четвертый в квадрате — иными словами, теперь он номер шестнадцатый. Вы понимаете, друг мой?
— Прекрасно понимаю, — ответила Таппенс. — Ты великий Эркюль Пуаро.
— Именно. Без усов, но с кучей серых клеточек.
— У меня такое чувство, — заметила Таппенс, — что данное конкретное дело войдет в историю как «Триумф Гастингса».
— Никогда. Невозможно. Раз уж он туповат, значит, туповат. Нужно же соблюдать правила игры. И кстати, mon ami, могу я посоветовать вам отказаться от дальнейших попыток причесываться на косой пробор? Это лишено всякой симметрии и последствия могут быть весьма плачевными.
В этот момент на столе раздался резкий звонок. Томми в свою очередь нажал на кнопку, и почти незамедлительно появился Альберт, несущий визитную карточку.