— Я совсем о другом веду речь, — возразила Амалия. — О том, почему ваш отец все равно отправился в дом, где он как хиромант должен был знать, его могут убить. И не говорите мне, — с неожиданным раздражением прибавила она, — что он не мог послать к черту Верховских с их приглашением! Получается, что либо он не знал, что с ним будет, либо его все-таки не должны были убить, если верить хиромантии. А раз так, то она все равно — сплошное шарлатанство.
Антуанетта вздохнула. Рассеянно погладила рукой в перчатке обложку книги, которая лежала на ее коленях.
— Мой отец знал свою судьбу, — внезапно сказала она.
— В самом деле?
— Да. И о моей мне рассказал, хотя обычно хироманты не любят предсказывать своим родным и тем, кого они любят. Хотите знать, что со мной будет? — Антуанетта вскинула голову. — Ничего. Я даже не сяду в тюрьму, хоть и знаю, что мои обвинители будут стараться. Но на моей родине суд снисходителен к crime passionel,[37] а второй человек, которого я убила, сам оказался убийцей и принимал участие в убийстве моего отца. Так что меня оправдают.
— Но ведь маэстро не хотел, чтобы вы присутствовали на вечере, — заметила Амалия. — Получается, что все равно хотел вас уберечь. Вопреки судьбе.
— Нет, все не так, — покачала головой Антуанетта. — То есть, может быть, отец думал и обо мне тоже. Но я уверена, он отговорил меня идти к Верховским, потому что не хотел, чтобы я оказалась там, когда его убьют.
— То есть маэстро все-таки знал и, тем не менее, пошел туда? — настаивала Амалия. — Не могу понять, простите. Ради чего же тогда знать будущее?
— Обстоятельства, — устало промолвила Антуанетта. — Есть обстоятельства, на которые мы можем повлиять.
— А разве ваш отец не мог? Достаточно было лишь прислать письмо с отказом!
Антуанетта откинулась на спинку стула. Закрыла глаза.
— Таков был его выбор, — наконец сказала она. Так тихо, что Амалия едва различала слова. — Потому что на самом деле мой отец не должен был умереть.
— Вот как?
— Да. Он должен был скончаться через восемнадцать месяцев в клинике Ротена.
— Но ведь Ротен… — медленно начала Амалия.
— Вы угадали. Тот доктор из Ментоны, который лечит, вернее, пытается лечить душевнобольных. Но болезнь моего отца не поддавалась излечению, о чем он знал. — Антуанетта открыла глаза. — Летом мы поехали к Ротену под предлогом того, что мне нужна консультация медиков. На самом деле врач требовался моему отцу, но он не хотел ненужной огласки, и поэтому я говорила всем, что хочу показаться известному доктору.
И тут Амалия вспомнила слова Венедикта Людовиковича. Что он говорил? Кажется, мать Беренделли страдала душевным расстройством. А ведь болезни подобного рода нередко передаются по наследству.