Я. Вам не трудно будет сказать почему?
Эмлен. Что ж, он представил нам такое же предложение, как и ваше, но его цена гораздо ниже.
Я. Можно мне посмотреть расчеты?
Эмлен. Вряд ли это будет честно в отношении другого агента, не так ли?
Я. А он видел мое предложение?
Эмлен. Гм… м, да, но лишь потому, что мы непременно хотели, чтобы он дал нам данные по такому же плану.
Я. Почему бы вам не предоставить мне ту же привилегию, что и ему? Вы ничем не рискуете.
Эмлен (оглядываясь на своих партнеров). А вы что думаете?
Мертц. О'кей. Мы же ничего не теряем.
(Эмлен вручил мне предложение. Как только я увидел его, то понял, что что-то не так. Это было не просто преувеличением. Это было искажением фактов!)
Я. Могу я воспользоваться вашим телефоном?
Эмлен (слегка удивленно). Пожалуйста.
Я. Не могли бы вы послушать мой разговор по другому аппарату, мистер Эмлен?
Эмлен. Конечно.
Вскоре нас соединили с местным директором компании, данные которой были представлены другим агентом.
Я. Привет, Джил! Это Фрэнк Беттджер. Хотел бы узнать кое-какие ваши расценки. Справочник по расценкам у вас под рукой?
Джил. Да, Фрэнк. Говорите.
Я. Посмотрите «Модифицированное страхование жизни», возраст — 46 лет. Какая расценка?
Джил дал мне расценку, которая точно совпала с данными предложения у меня в руке. 46 лет — возраст мистера Эмлена.
Я. Так, Джил, не дадите ли шкалу дивидендов за первые 20 лет?
Джил. Не могу, Фрэнк, мы можем дать расценки только по двум дивидендам.
Я. Почему?
Джил. Ну, это-новый контракт, и компания еще не знает, как пойдет дело.
Я. А вы могли бы рассчитать это?
Джил. Нет, Фрэнк, мы не можем точно предсказать будущие условия. Поэтому законодательство не позволяет рассчитывать будущие дивиденды.
Проект договора о страховании, который я держал в руках, давал очень либеральные расценки по дивидендам на двадцать лет.
Я. Спасибо, Джил. Надеюсь, вскоре у меня будет к вам дело поважнее.
Мистер Эмлен слышал весь разговор. Когда мы повесили трубки, наступила короткая пауза. А я спокойно сел и стал смотреть на него. Подняв глаза, он взглянул на меня, потом на партнеров и сказал:
— Что ж, вот так!
Сделка стала моей без единого дополнительного вопроса. Уверен, что она досталась бы моему конкуренту, если бы он сказал только правду! Он не только потерял эту сделку, но потерял какой бы то ни было шанс снова иметь дело с этими людьми. В дополнение к этому он потерял уважение к самому себе. Откуда я это знаю? Да потому, что несколько лет назад я остался в проигрыше при точно таких же обстоятельствах. Только тогда не прав был я. Я конкурировал со своим другом. Если бы я только представил одни факты, я наверняка получил бы заказ или, по крайней мере, половину его, потому что президент фирмы, с которой я пытался заключить договор, хотел поручить это дело мне. В то время это имело для меня огромное значение. Искушение было очень велико, и я преувеличил возможности того, что продавал. В действительности это было искажением фактов. Ну и у кого-то это вызвало подозрение, и меня проверили через мою компанию. Я проиграл эту сделку; я потерял доверие и уважение моего хорошего друга; я потерял уважение моего конкурента; но хуже всего: я перестал уважать самого себя.