В это время нас погнали в туалет. Садиться на корточки мне не было пока нужды и, стоя над дырой и пользуясь тем, что светло, я присматривался, приглядывался и наблюдал, стараясь получше запомнить окружающую обстановку. Потом, шагая вместе со всеми из туалета, я думал о нас с Джанком.
Всё правильно. Ни он, ни я не имели права показывать, что мы знакомы или знаем друг друга. Ни он, ни я не имели права называть друг друга своими именами или упоминать эти имена. Ни он, ни я не имели права оказывать друг другу на виду у посторонних людей помощь или поддержку. Но сама эта мимолётная встреча была для меня и — я в этом не сомневался, для Лжеджанка — лучшей поддержкой. Не к месту размечтавшись, я представил, что было бы, если бы мы оказались с ним в одной камере…
Пришлось резко одёрнуть самого себя. Мы вступали на плац, и сейчас злой Карабас должен был объявить начало кукольного представления.
Для начала нас разделили и тщательно обыскали: боялись, видно, что мы можем спрятать что-нибудь и под одеждой, и в одежде. Снова разрешили одеться, а затем на хорошо утоптанные площадки стали выходить боевики дёртиков, а «кукловоды» выталкивали против них некоторых из нас. И вот уже раздалось разгоряченное дыхание противоборствующих, воздух огласился грубой бранью и резкими криками.
Но скоро я подавлял зевоту. Не слишком умелые необстрелянные дёртики дрались плохо, и все парные поединки заканчивались без особых последствий для «кукол».
Джанк, по-моему, тоже скучал, его так и не вывели: видимо, берегли для настоящей работы.
Когда пришла моя очередь, я, даже не вводя себя в свой рабочий ритм, спокойно выдержал в течение пятнадцати минут натиск какого-то новобранца и был возвращен в общую группу.
Но вот дёртики перешли на использование коротких палок, свинчаток, камней, кастетов, небольших кинжалов и незаряженных пистолетов. Видимо, это было типичной практикой для неоперившихся головорезов, которые не могли драться с куклами на равных в честном бою. Впрочем, не только для неоперившихся.
Теперь куклам пришлось туго. С множеством новых синяков, шишек и ссадин, с кровоточащими ранами закончили мы двухчасовую тренировку.
Нас вернули в камеры, часа через три последовал скромный обед, поданный прямо в постель, так как за отсутствием стола мы хлебали баланду, а затем ели какую-то зеленовато-поносную жижу, сидя на койках и держа миски на коленях. Эти алюминиевые так называемые тарелки с куполообразно выдававшимся вверх донышком особенно раздражали. Донышко, словно голый островок, окруженный дурно пахнущим болотом, выступало над уровнем жижи.