Прокол (Ерофеев) - страница 29

Я не собирался делать то, что удалось неизвестному мне везунчику Джанку — не хотел жить здесь, хотя мог сравнительно легко просуществовать несколько месяцев и не быть искалеченным и убитым. Но я уже принял решение. Нет, господа, сначала я развяжу себе руки, а там посмотрим, кто кого. Я, как кот, любил гулять сам по себе.

Завтра мне предстоял трудный день, и я собрался спать. Подойдя к койке, отвернул одеяло с серым, застиранным и грязным пододеяльником и увидел на простыне два больших бурых пятна. Несколько секунд я смотрел, с каким то патологическим упорством не отводя взгляда от простыни. Потом расправил одеяло и улегся поверх него на койку, не раздеваясь. Мне нужно было хорошо отдохнуть; репетицию я рассчитывал провести между двумя тренировками, поэтому я приказал себе спать и быстро, будто провалившись в яму, заснул, как когда-то давным-давно засыпал в детстве.

Проснулся я бодрым и свежим, но день начался гнусно. Да и на что хорошее можно было надеяться в этом вшивом инкубаторе, где содержали живых манекенов, служащих для потехи гангстерам и убийцам.

Сначала охранники, которые жили также на территории городка, вывели из камер всех новичков. Нас подсчитали и переписали (я назвался, как и Рэкуну, Ивэном Симплом) и, повесив на уши лапшу о распорядке дня н обрисовав в общих чертах нашу предстоящую судьбу (всё это я уже слышал от Роки), вернули в камеры.

Раздали завтрак — огромную кружку какого-то пойла, сахар и много хлеба — тяжёлого, тёмного и липкого.

Затем уже всех вместе выгнали на «проветрон в смысле кислородизма», как выразился румяный Рэкун. Но тут произошла осечка.

Ком Туэнд, который был жив, но почти не держался на ногах, повис на плечах у нас с Рэкуном, когда мы хотели вывести его в сортир. Но нам не дали этого сделать. Дёртики оторвали его от нас и цинично, на глазах у всех «кукол» — и старожилов, и новичков — пристрелили. Тыча нам с Роки под лопатки дула своих короткоствольных «пиггисов», они заставили нас взять труп и рысцой оттащить его к пакгаузу, где мы положили отмучившегося Кома Туэнда на какую-то вонючую рогожу, брошенную на красно-серый гравий.

Во время этой процедуры вся группа оставалась на месте, бдительно охраняемая «кукловодами». Когда нас подводили к ней. Роки, всё утро мрачный и неразговорчивый, указал мне потихоньку на одного крепкого, широкоплечего парня с пепельно-серыми волосами:

— Вот это Сингэлонг Джанк.

Я внимательно посмотрел на парня и еле сдержался от возгласа удивления и радости. Я узнал его. В моей голове вихрем проносились спутанные мысли, на какое-то время я даже забыл, где нахожусь… Не может быть! Но этот похудевший, потемневший лицом, в мешковатой серой рухляди и бесформенных ботинках, человек, которого не так легко было и узнать с первого взгляда, действительно был мой старый друг. Наши взгляды встретились, и я, с большим трудом удерживая в нормальном положении стремившуюся всё время отвиснуть челюсть, увидел безразличное и равнодушное его лицо. Это длилось секунду, не более.