Чмырь молчал, но был — это я видел отчётливо — весь мокрый, как мышь.
Рыжий Мастэд передвинул рычаг с шарообразной рукояткой, торчавший из панели шкафа, и печная заслонка поднялась вверх.
Яркое пламя гудело в печи; жар, втягиваемый вентиляторами, сразу достиг меня, хотя печь имела и свой собственный мощный отсос. Но и без того я, как и Чмырь, давно уже взмок липким потом и чувствовал противную тошноту.
— Вот видишь, — обращаясь к смертнику, продолжал разглагольствовать Индюк, — как устроена жизнь. Трои ноги всегда опережали твою дурную голову, и сейчас они тоже пойдут впереди её. А у неё будет некоторое время, чтобы кое-что вспомнить, подумать кое о чём, например, о смысле жизни. Ножки твои хорошенько прогреются; высохнут, наконец-то, твои вонючие носки, а головка всё это увидит и глубоко прочувствует.
— Ну что же ты, Мастэд, покажи! — резко бросил он рыжему.
Рыжий Мастэд поиграл рычагом на пульте, и заслонка, повинуясь его движениям, опустилась до половины, потом снова поднялась и снова опустилась, оставив лишь неширокую щель между своим нижним краем и головками рельс.
— Смотрите, мистер Чмырь, как ловко Мастэд управляется с заслонкой! Когда ваши вонючие ноги въедут по щиколотку в печку, он прижмёт вам голени заслонкой, потом вы заедете туда по колено, и так далее.
Я не верил своим ушам. Я не понимал, как Чмырь, которого мне сейчас было нестерпимо жалко, выносил всё это. Я бы не смог. Но что мог сделать Чмырь, и что бы смог сделать я на его месте? Этот человек, который хотел убить меня и полагал, что сделал это, — там, на плацу тренировочного городка, — теперь вызывал во мне безмерное сострадание и жалость. Но что-то удерживало меня от каких-либо действий, я колебался.
Между тем Индюк продолжал издеваться над обречённым.
— Сейчас, мистер Чмырь, вы познаете ощущения, которые испытывает человек, когда ему некуда больше идти. Вспомните, как вы убивали кукол. Вы ведь замочили их сотни полторы, я думаю, не меньше.
— Он уложил сто шестьдесят две куклы, Такикок, — подал голос черноволосый, всё это время топтавшийся у рычага упора-фиксатора.
— Да, это, безусловно, выдающееся достижение, — глубокомысленно пожевал губами Индюк. — Но как хорошо быть смертным, ребята. И как приятно, наверное, умереть мистеру Чмырю в такой тёплой компании, в такой, можно сказать, согревающей душу обстановке.
— И никто не скажет о мистере Чмыре, что он умер в одиночестве, — поддакнул рыжий Мастэд, и все трое засмеялись.
И тут Чмырь не выдержал.
— Что же ты, подонок, не привёл сюда свою шлюху? Сбегай за ней, ты, вшивый индюк, и заставь её раздеться догола — здесь же тепло. — Он говорил, как человек, которому уже нечего терять.