О боже. С Надин вот-вот случится нервный срыв.
Она переодевается ко сну, испытывая отвращение к себе. Она противная, гнусная, плохо одетая, чокнутая старая дура и она желает соответственно выглядеть. Ее так и подмывает провести черные линии под глазами и размазать помаду на губах, выпить бутылку джина и разораться. Она хочет походить на Бетт Дэвис из «Что случилось с малышкой Джейн?», Фэй Данауэй из «Дорогой мамочки» и Элизабет Тейлор из «Кто боится Вирджинии Вульф?» — на всех троих одновременно. Она жалеет, что для полноты картины не обзавелась кудрявой болонкой с бантиком на макушке и гнусавым американским акцентом.
Надин могла бы просидеть на диване всю ночь, упиваясь своими несчастьями и ненавистью, воображая Дилайлу и Дига. Дилайлу — всю из себя элегантную и изысканную, в шикарных тряпках, дорогих серьгах и с гигантским бриллиантом на пальце. И симпатягу Дига, ее Дига, в его лучшем костюме и наилучшем расположении духа. Вот они сидят в модном ресторане, и Дилайла буквально вынуждает Дига снова влюбиться в нее.
Нет, это невозможно. Он не может влюбиться. Просто не может.
А что тогда будет с ней?
Горькие слезы ручьями бегут по щекам Надин. Она на грани дикой истерики. Всего несколько дней назад у нее был красивый парень и интересная жизнь. Всего несколько дней назад она была свободной и счастливой девушкой с отличной работой, замечательной квартирой и лучшим другом, очень много для нее значившим. А теперь она незадачливая старая дева, брызжущая ядом и дурно одетая. Она поссорилась с лучшим другом, она поссорилась сама с собой и откатилась назад, в пору мучительного отрочества — она снова неуклюжа, застенчива и неуверена в себе.
А все из за Дилайлы Лилли, черт бы ее побрал.
Наднин вытягивает ногу с небесно-голубыми ногтями, подцепляет пальцами сигарету из пачки, лежавшую на журнальном столике, и отправляет ее в рот. Сигарета застревает в уголке рта, вульгарно свисая.
Пусть, думает Надин, все равно.
Спустя полчаса после прибытия в жутковатый «Экс» Диг и Дилайла переместились в индийский ресторан на той же улице. С атмосферой мавзолея они почти примирились, отсутствие выбора тоже как-нибудь пережили бы, пустынный стол их мало беспокоил, и даже странноватая официантка стала почти родной.
Но когда она принесла две миски сероватого супа, в котором плавали какие-то ошметки, по виду напоминавшие мозги, и объявила, что это менудо, знаменитый испанский суп из рубца, но уловив их настороженность, поспешила заверить, что в ресторане используют только самый лучший рубец, нежнейший, который извлекают из второй желудочной камеры животного, и что шеф-повар — лучший во всем Лондоне спец по блюдам из требухи в Лондоне — разве они не знали и не по этой причине они сюда пришли? — Диг с Дилайлой сочли за благо дать деру.