– Ты ведь знаешь мою сестру, – ответила Сетхем. – Она управляет имением Мена, а запросы у нее большие, она хочет всех превзойти блеском, в доме у нее часто бывает сам везир. К тому же, говорят, сын ее расточителен, и у них часто не хватает самого необходимого.
Паакер пожал плечами и, еще раз пожелав матери доброй ночи, удалился.
Вскоре после этого он был уже в просторной комнате, где он обычно спал, когда имел возможность пожить в Фивах. Стены комнаты были выбелены, а над дверьми и над окнами, выходившими в сад, были начертаны иероглифы священных изречений. У дальней стены стояло ложе, имевшее форму льва. Голова зверя служила Паакеру изголовьем, а хвост загибался у него в ногах. Ложе было застелено прекрасно выделанной львиной шкурой, в головах, на высокой уступчатой скамейке, стояла подставка из черного дерева с вырезанными на ней словами молитв.
Над ложем в строгом порядке было развешано дорогое оружие, в том числе и те семь стрел, на которых Сетхем прочитала слова «Смерть Мена». Стрелы скрещивались поверх слов изречения, предписывавшего накормить голодного, напоить жаждущего, одеть нагого, быть сострадательным и к сильному и к слабому. [78]
За изголовьем находилась ниша, скрытая занавесью из пурпурной ткани.
Во всех углах комнаты были статуи. В трех углах – фиванская троица: Амон, Мут и Хонсу, а в четвертом – статуя покойного отца Паакера. Перед каждым изваянием стоял небольшой жертвенный алтарь, в котором были углубления, наполненные благовонными маслами. На деревянном ларе разместились многочисленные фигурки богов, лежали амулеты, а в ящиках хранились одежды, украшения и папирусы. Посреди комнаты стоял стол и несколько табуретов.
Когда Паакер вошел в ярко освещенную комнату, большой пес радостно кинулся ему навстречу. Паакер позволил псу прыгнуть себе на грудь, сбросил его на пол, позволил ему прыгнуть еще раз и поцеловал его в умную морду.
Около ложа крепко спал старый негр могучего сложения. Пнув его ногой, Паакер обронил: – Я голоден!
Негр поспешно вышел из комнаты.
Едва только Паакер остался один, он достал из-за пояса флакон с любовным напитком и, с нежностью взглянув на него, положил его в ящик, где стояло множество сосудов со священным жертвенным маслом.
Он привык каждый вечер наполнять углубления в алтарях и молиться, преклонив колени перед статуями богов.
Но сегодня он опустился на колени перед статуей отца и, поцеловав ступни его ног, пробормотал:
– Воле твоей суждено исполниться. Женщина, которую ты предназначил своему сыну, будет принадлежать мне!
После этого он стал ходить взад и вперед по комнате, размышляя о событиях минувшего дня.