Удивительный хамелеон (Рассказы) (Эдельфельдт) - страница 3

Калитка плавно скользнула в сторону. Ей позволили войти.

Ни одна птица не взлетела. Ничто не изменилось с ее приходом.

Стоя под соснами, она слушала пение, его медленные каденции. Какое-то сладостное смакование было в них, как будто ребенок, оставленный один, притрагивается к клавишам пианино и изумленно вслушивается в звучание каждой ноты.

Она поняла, что находится в заповеднике; ее здесь не ждали, но и нежеланной гостьей она не была.

Меж сосен виднелась вересковая пустошь. Низкорослые можжевеловые кусты тянулись кверху в невысокой траве. В них было какое-то движение - как будто они плыли.

Она поняла, что там, внизу, скрытое туманом, должно лежать море; что это море - то самое море, которое сейчас молчало и было тихим, как спящее чудовище, - что это оно обратило их в бегство, каждого на свой лад, одного - в обличье зверя, другого - в виде волны или согнувшегося человека; все устремлены в одном направлении. Береговому лугу не было конца, в тумане он мог быть беспредельным - особый уголок мира из травы, населенной можжевеловыми существами.

Она ступила на траву. В тот же миг словно что-то проникло в нее; в этом уединенном уголке мира что-то говорило с ней, благословляло ее. Дрожь прошла по ней с обещанием: все одно целое, одно ничем не отличается от другого.

Она не понимала, что это было. Но оно держало ее.

"Сейчас оно утащит меня", - подумала она. Но не испугалась.

Потом оно отпустило - в тот миг, когда ее взгляд обратился на другое.

В сумерках и в тумане она увидела белые блуждающие огоньки кроличьих хвостов. Раньше зверьки сидели не шевелясь, но теперь они беззвучными прыжками передвигались среди кустов можжевельника.

Она стояла так же тихо и смотрела на них. Один за другим поднимали они свои белые хвостики-огоньки и делали прыжок - медленно, в такт блаженной неторопливости самого места.

* * *

Если береговой луг и можжевельник вечно были здесь, то кролики тоже были здесь вечно.

И вдруг она поняла: именно сюда попадают наши души; они вселяются в кроликов.

Казалось, тончайшая мембрана мешала ей покинуть свое неподвижное, вросшее в землю тело и перенестись в одного из них; в маленького крольчонка, который прижимался к своей матери, заглядывал в ее черный глаз, отражался в нем, читал там знак расставания и шел за ней в легкий туман, в Кроличий Рай.

Она стояла и смотрела на вересковую пустошь. Незаметно стало темнее. В сумерках туманный воздух мерцал, словно от мелкой сажи.

С узенькой опушки соснового леса донесся крик одинокой птицы: ты человек. Скоро станет совсем темно.