Политические, экономические и военные вопросы тесно переплетались между собой. В сфере политики неустанно трудились Мэрфи и его английский коллега Гарольд Макмиллан. Им приходилось вести дела с опасным Дарланом, с мужественным и честным, но безучастным к политике Жиро, со слабовольным Шателем, со зловещей личностью Ногесом и другими. Мы настаивали на либерализации политической системы, однако каждый день приносил новые, в большинстве своем вполне обоснованные жалобы на продолжающиеся несправедливости, отсутствие доброй веры и не подтвержденные конкретными делами заверения. Мы решились устранить наиболее неприемлемых лиц, но приходили в отчаяние из-за невозможности найти им удовлетворительную замену. Более того, действуя, мы всегда должны были помнить, что находимся на земле союзника; мы не имели ни полномочий, ни прав, свойственных условиям военной оккупации. Тем не менее мы давно уже сказали Дарлану, чтобы он освободился от Шателя, губернатора Алжира, и Ногеса, министра марокканского султана.
В решении такого рода проблем генерал Жиро был бесполезен. Он питал отвращение к политике, ко всему тому, что необходимо было осуществить для создания упорядоченной, демократической системы применительно к местным условиям в Северной Африке. Он просто хотел получить вооружение и заняться комплектованием боеспособных дивизий, а не вопросами формирования правительства. Цели генерала были ясны, однако его способности к решению более крупных административных и организационных задач вызывали сомнения.
Дарлан был убит 24 декабря, в тот самый день, когда я был вынужден отказаться от каких бы то ни было планов скорейшего наступления в Северном Тунисе. Я находился в штабе английского 5-го корпуса возле Беджа, когда мне сообщили о его смерти. Я немедленно выехал в Алжир и прибыл туда после тридцатичасовой безостановочной езды на машине в дождь, снег и гололед. Все мое знакомство с Дарланом продолжалось шесть недель. Он пользовался дурной репутацией коллаборациониста, однако в течение всего периода сотрудничества с нами в качестве главного администратора во Французской Северной Африке он ни разу, насколько нам известно, не нарушил взятых на себя обязательств или данных им обещаний. Но его манера поведения и вообще его личность не внушали доверия, и, ведя с ним дела, мы всегда чувствовали себя неспокойно. И тем не менее его смерть принесла мне новые осложнения.
Хотя из французской администрации генерал Жиро и пользовался наибольшим моим доверием, штаб был все же не в состоянии поощрить создание марионеточного правительства во Французской Северной Африке. Прибегнуть в этом вопросе к нацистским методам означало бы куда более серьезное нарушение принципов, во имя которых мы сражались, чем простое согласие на временное занятие руководящего поста человеком, прошлое которого, по нашим взглядам, было неприятным. Более того, мы сомневались в способностях Жиро прочно укрепиться на посту главного администратора, однако другой приемлемой кандидатуры у нас не было. Французское местное чиновничество без промедления назвало генерала Жиро временным преемником Дарлана в роли главного администратора в Северной Африке. Жиро посетил наш штаб и сразу попросил, чтобы я перестал смотреть на Северную Африку как на завоеванную территорию и относился к ней скорее как к союзнику, в которого она пытается превратиться. Такое настроение у человека, который, как я полагал, так хорошо понимал наши цели, было для нас несколько ошеломляющим.