– Скажите, пожалуйста, – обратился Розниек к почтальону, – Упениеце получала письма?
Взгляд старика беспокойно скользнул с фотографий на следователя.
– Нет, – ответил он, – только газету и кое-какие журналы.
В окне появилась голова Улдиса Стабиня.
– Подойди-ка, Валдис, взгляни! – позвал он. – Тут какой-то спортсмен выпрыгнул из окна, оставив на память свою визитную карточку.
Розниек сунул альбом инспектору Карклу и быстро подошел к окну.
Ошинь, ветеринарный фельдшер колхоза "Карогс", проснулся и сел в постели столь резко, что пружины протестующе заскрежетали.
Из кухни через открытую дверь доносился перестук посуды. Это сестра Ошиня – Вилма – таким способом извещала брата, что завтрак готов и пора вставать. Упаси ее бог это сделать словесно! У брата слабые нервы, но зато крепкий кулак. Потеряв ногу, Ошинь считал себя неудачником. Так и не сбылись его мечты о карьере офицера "третьего рейха". Интендантское училище было расформировано сразу же после разгрома под Сталинградом, и курсантов всех до одного отправили на фронт. Полгода провалявшись по госпиталям, Ошинь попал на курсы ветеринарных фельдшеров. По окончании был направлен на работу в армейскую конюшню.
После войны Ошинь вернулся в Латвию, из всей родни нашел лишь сестру. Невзрачный и одноногий инвалид с крутым и взбалмошным характером так и остался холостяком. Дело свое он знал. Сумрачный и молчаливый, разъезжал он по хозяйствам и животноводческим фермам, осматривал и лечил скот. Изредка жаловался на свои беды колхозному жеребцу Максиму или племенному быку Орлику. В трезвом состоянии Ошинь с людьми разговаривал мало. Откровение на него находило лишь после бутылки – тогда он плакался на свою судьбу каждому встречному-поперечному…
Ошинь потянулся, широко зевнул и вдруг, схватившись руками за голову, застонал.
– Ох и трещит башка, прямо на части разламывается. Эй, Вилма! Глянь-ка в шкафчик, не осталось ли там глоточка?
Вытирая руки о передник, дородная Вилма робко вошла в комнату.
– Не пора ли, братец, взяться за ум, – сварливо сказала она. – Доведет тебя пьянка до беды.
Ошинь уставился на сестру недобрым взглядом. Вилма быстро подошла к шкафчику и достала бутылку. Ошинь вышиб пробку и единым духом выпил водку.
– Уфф, слава тебе, господи, теперь в самый раз. – Он долго разглядывал и массировал сильно натертую культю правой ноги. – И дернул же меня черт вчера переться к этим…
Необычный шум на дворе заставил Ошиня прервать свое занятие. Он дотянулся до брюк, но не успел их надеть. Дверь распахнулась, и в комнату ввалился долговязый парень. На руках у него была женщина с безжизненно запрокинутой головой и посиневшим лицом. На фиолетовых губах пена с примесью крови. С длинного белого одеяния капала вода. На полу быстро собралась лужица.