— Что написано в книге судеб, того не избежишь, — сказал араб.
— Слышишь? Ступай же, говорю тебе, ступай скорей!
Коклико только в отчаянии развел руками и вышел, оставив на столе кое-какие остатки золотых и серебряных монет, которые Югэ поспешил смахнуть рукой к себе в карманы.
Действительно Орфиза де Монлюсон задумала устроить сцену у себя в отеле и, чтобы обновить её выбрала героическую комедию и сама занялась раздачей ролей между самыми близкими своими знакомыми. Граф де Монтестрюк, граф де Шиврю, кавалер де Лудеак, даже сама принцесса Мамьяни должны были играть в этой пьесе, навеянной всемогущей в то время испанской модой. Надо было совершенно подчиниться её фантазии и не спорить, иначе она могла тотчас же выключить из числа избранных.
— Судя по всему, сказал кавалер своему другу Цезарю, нам то с тобой особенно нечему радоваться. В этой бестолковой пьесе, которую мы будем разыгрывать среди полотнянных стен в тени картонных деревьев, тебе достанется похитить красавицу, а Монтестрюку — жениться на ней. Как тебе это нравится? Что касается меня, то осужденный на смиренную роль простого оруженосца, я имею право только вздыхать по моей принцессе. Меня просто удивляет, как серьезно наши дамы, Орфиза и Леонора, принимают свои роли на репетициях. И нежные взгляды, и вздохи — все у них только для героя!
— Ты не можешь сказать, что я пренебрегаю твоими советами, — отвечал Цезарь. — Но всякое терпение имеет пределы, а репетиции эти произвели на мой рассудок такое действие, что я решил скорее приступит к делу: как только разыграем комедию, я покажу себя гасконцу, а там — будь, что будет!
— Ты сам увидишь тогда, быть может, что и я не терял времени. Не на одни тирады и банты оно у меня ушло.
Дело в том, что уже несколько дней Лудеак общался с каким-то авантюристом, таскавшимся повсюду в длинных сапогах с железными шпорами и при длиннейшей шпаге с рукояткой из резной стали. Он был сложен, как Геркулес, и встретить его где-нибудь в лесу было бы не совсем безопасно. Он всегда был вооружен, как рейтар накануне похода. Лудеак водил его с собой по лучшим кабакам Парижа и очень ценил этого капитана д`Арпальера, заслуги которого, уверял он, были плохо вознаграждены правительством короля.
Все знакомые Лудеака не могли понять, зачем он таскает с собой повсюду ненасытный аппетит и неутолимую жажду этого свирепого рубаки, напоминавшего героя тридцатилетней войны.
Граф де Шиврю должен был узнать об этом подробно утром в тот самый день, когда назначено было представление, для которого лучшие модистки Парижа резали на куски столько лент и дорогих материй.