Наутро после завтрака мне снова захотелось кофе, и я, сев в кабинку фуникулера, спустился в гостиничный городок. Я намеревался послоняться по округе до обеда, но тут вдруг вспомнил, что собирался позвонить приятелю в Осаку. Я хотел позвонить ему с общественного таксофона в кафе, но сообразил, что мой партнер сейчас тоже либо рыщет в поисках денег, либо скрывается от преследователей. А скрываться он может только в одном месте. У него есть жена и ребенок, но к тому же есть еще и подружка на стороне. Но моя записная книжка с ее телефоном осталась в саквояже, в номере гостиницы. Я поспешил обратно к Саду георгинов и вскочил в кабинку фуникулера, где уже сидели люди, поскольку страшно нервничал, хотя вполне можно было бы дождаться следующего свободного вагончика. Ведь кабинки подходят одна за другой. И там я совершенно неожиданно встретил Вас. Увидев Вас в дорогом элегантном костюме, я, может быть, обомлел даже больше, чем Вы. Я был небрит, ботинки в грязи, воротник спортивной рубашки затерся, лицо землистое… Любому человеку с первого взгляда ясно, что я попал в жуткую передрягу. Я совершенно растерялся. Мне хотелось скорее исчезнуть, скрыться от Ваших глаз. Выйдя из кабинки, я даже не оглянулся, хотя меня переполняли нежность и тоска, – и поспешил в свою гостиницу. Я сразу же поднялся на второй этаж и, притаившись у окна, стал тайком следить, как Вы и Ваш сын с костыликом медленно, шаг за шагом, движетесь по дорожке. Вы уже миновали лесок и, свернув по горной дороге направо, скрылись из виду, а я все стоял у окна и смотрел на поворот дороги, за которым исчезли Вы. Золотые лучи солнца, пробивавшиеся сквозь кроны деревьев, заливали светом дорогу. Они показались мне вдруг клинками невиданно унылого, дикого света, и пронзили насквозь мое поросшее коростой житейской грязи сердце. Я, забыв о звонке приятелю, ждал и ждал, опершись о подоконник, когда Вы вновь появитесь на повороте и пройдете перед лесочком. Когда через несколько часов я опять увидел Вашу фигуру в пробивавшихся сквозь листву золотистых лучах, в сердце моем словно забил обжигающий, горячий фонтан. Аки замужем за другим, стала матерью, похоже, она обеспечена и здорова. Вот о чем я думал в те минуты. Вы даже не заметили, что я наблюдаю за Вами со второго этажа своей убогой гостиницы, и все так же медленно, шаг за шагом, прошли к станции канатной дороги и скрылись на тропинке, стиснутой с обеих сторон стволами деревьев…
В ту ночь кроме меня ни одного постояльца в гостинице не было. Хозяин – парень примерно моего возраста – принес мне в номер керосиновую печку и попытался развлечь меня разными историями и прибаутками, но видя мою мрачную, без тени улыбки физиономию, оставил меня одного и спустился на первый этаж, на прощание наказав непременно погасить перед сном печку. Кажется, было девять часов. Возможно, Вы с сынишкой уже любовались звездами в Парке георгинов. Я выключил флуоресцентную лампу, оставив только крошечный ночник, и залез под одеяло. До меня доносился шум гнущихся под ветром деревьев, что росли вокруг болотца, с первого этажа долетали обрывки разговоров и смех хозяина гостиницы и его жены. Иногда раздавались какие-то гулкие удары о стекло, должно быть, это бились в окно насекомые, но не легкие, невесомые мотыльки, а какие-то тяжелые жуки. Я полежал с закрытыми глазами, вдыхая запах влажного воздуха комнаты и вслушиваясь в звуки, что, мешаясь друг с другом, неожиданно создавали впечатление абсолютной, даже какой-то жутковатой тишины. Запах комнаты был до боли родным и знакомым.