— Наслаждайся на здоровье, разве я запрещаю? Только два раза в неделю, не больше, — устало отбрехивался Завирюха. — От твоих «наслаждений» скоро копыта отброшу, уже не хожу — передвигаюсь. С пшенки да макарон разве на любовь потянет?
— Говоришь, кормлю плохо? — наседала сторожиха. — А на прошлой неделе нахваливал жаркое… Сказано, целуй! — переходила она на приказную форму обольщения. — Покрепче и послаще! После накормлю — пельмени накрутила!
Пришлось подчиниться. Ради пельменей, по части приготовления которых Евдокия была настоящей мастерицей. Звериный вой, потное бабье тело, жирные груди — все это уже не возбуждало любовника — приелось.
Дошло до того, что Завирюха постепенно сократил общение с излишне страстной телкой сначала до одного раза в неделю, после — двух раз в месяц.
По вечерам Евдокия заявлялась в соседний особняк, отлавливала неверного мужика, красноречиво кивала ему в сторону своего коттеджа. Шагай, дескать, милок, ожидает тебя и мясцо и сальцо, и все остальное.
Угрюмые боевики многозначительно переглядывались, ехидно ухмылялись. Не подменить ли тебя, братан, на ночку другую? Мы со всем нашим удовольствием, постараемся, не подведем.
Отощавший и поблекший Завирюха отчаянно матерился, но, подстегиваемый повелительными взглядами сторожихи, плелся в её осточертевшую комнату. Не устраивать же «семейный» скандал!
Скоро произошли события, заставившие героя-любовника позабыть все свои горести. На третий или на четвертый день после праздника на верхотуре, Иванчишин потребовал к себе Завирюху.
— Подавай мне твоего бандитского босса, — счастливо улыбаясь, потребовал он. — Да поскорей, дело не терпит…
Если Окунев и его супруга благополучно отсиживались в подмосковном санатории, то Федорчук мучился от вынужденного безделья. Он бродил по санаторному парку, ненавидяще провожал взглядами озабоченных врачей, порхающих медсестричек и балдеющих отдыхающих.
Пока Екатерина, запыхавшись, бегала по лечебному корпусу — то к врачам-консультантам, то на процедуры — Владимир Иванович посиживал на лавочке, делая вид — увлечен очередными газетными байками. Держал газету перед лицом, будто отгородившись ею от мерзкой обыденности. Не читал — мучительно думал, выискивая между газетными строчками ответы на поставленные им самим вопросы.
— Почему ты не ходишь на ванны? — грозно спрашивала жена. — Тебе же прописано. Так же, как физиотерапия, массаж… Ты не забыл, что завтра утром — кардиограмма?
— Отстань, — беззлобно просил Федорчук. — Лечишься, вот и лечись, а меня оставь в покое.