Туалет не в конце коридора — почти посредине, неподалеку от вестибюля. Соответственно, место для курящих. Подумал я, поколебался и решительно открыл заскрипевшую дверь.
Конечно, никто не упрекнул бы меня за курение в коридоре. Не больной же и не сотрудник больницы — случайный человек, которому сам Бог велел вести себя расковано, не связывать свое поведение с какими-то инструкциями. Просто сработала больничная обстановка со стонами, доносящимися из палат, специфическим запахом, табличками, прикрепленными рядом с дверьми… Палата номер…кабинет врача… процедурная. Курить здесь — будто стоять в церкви, не снимая шапки.
Туалет — двухкомнатный. Так и вертится на языке профессиональное — двухкамерный. Первая «камера», размером с одиночную палату нормальной больницы — умывальная. С двумя текущими кранами и покарябанным зеркалом. К услугам курильщиков — немудрящая лавочка. Типа той, возле которой судьба-злодейка подарила мне знакомство с ангелочком без крылышек. После того, как Ленка переметнулась к жирному бизнесмену, я стал относиться к подобным лавкам с подозрительностью и отвращением.
На туалетно-больничной лавчонке сидит, окутанный табачным дымом, кряжистый мужик лет сорока с хвостиком. Лицо изрублено морщинами, левая рука загипсована и бинтом подвешена к шее. Из под расстегнутой до пупа рубашки тоже выглядывают бинты, заковавшие грудь. Сам я далеко не слабенький — постоянные тренировки накачали мускулатуру, но по сраванению с этим больным — слабак. Передо мной — настоящий богатырь, Илья Муромец.
Я почтительно присел рядом, достал из нагрудного кармашка пачку «явы» с вложенной туда зажигалкой. Закурил. Струйки дыма от двух сигарет причудливо переплетались. Словно обнюхивались и сравнивали достоинства и недостатки.
Совместное курение всегда сближает, подталкивает к более близкому общению.
— Катастрофа? — участливо кивнул я на загипсованную руку.
— Авария, — охотно отозвался богатырь, выбросив выкуренную «приму» и заменяя её новой. — С машиной, гвоздь ей в колесо, столкнулся.
— И как машина? — довольно ехидно осведомился я. — В лепешку? Ремонту не подлежит?
Есть люди, от которых любые шутки — и добродушные, и злобные — отлетают, не вызывая никаких эмоций. Именно к ним принадлежит новый мой знакомый.
— Что ей, машине, сделается? Чай, железная… Вот я малость пострадал…
Еще одна особенность в облике партнера по перекуру поразила меня. Великан из»ясняется на добротном русском языке, без непременных матюгов, нелепых сравнений, идиотского посмеивания. Одно это расположило меня к ночному собеседнику.