Но кто бы из антикваров в здравом уме и трезвом рассудке стал бы выкладывать такую правду менту? Здесь что ни фразочка, то статья, а в сумме — три статьи. Советские награды — раз, холодняк — два, огнестрел — четыре. Бельгийский пистолетик был капсюльным, середины девятнадцатого века, но в соответствии с буквой закона он несомненно являл собой огнестрельное оружие, поскольку был в исправнейшем состоянии: насыпь пороха, забей пулю, подбери подходящие капсюли — и пали из обеих стволов… Так что о правде и заикаться не следовало.
— Не помню, — сказал Смолин, изобразив на лице старательное раздумье. — Вроде бы обычными делами, в магазине был, кажется. Кто ж вот так помнит обычные дни… Две недели прошло…
— А подумать? — на сей раз в голосе майора явственно прозвучали некие металлические оттенки.
— Сказал же, совершенно не помню.
— Так и записываем?
— Так и записываем, — твердо сказал Смолин.
— Записываем… — майор принялся писать. — Ну, собственно… У меня и все. Вот разве только исправим насчет суда и следствия… тут зачеркнем, а тут напишем: «по вине составителя протокола были допущены неточности»… и рядом — точности… Три судимости, две отсидки… У меня все, Василий Яковлевич. Прочитайте, распишитесь, только сначала напишите… или забыли уже, что там пишется? — его голос вновь стал бесстрастным.
— Помню, представьте себе, — сказал Смолин, старательно читая протокол. — С моих слов записано верно, мною прочитано…
Он расписался внизу каждого листа, а на последнем, как и следовало, изобразил на треть страницы размашистый «знак Зорро».
— Ну вот и все, собственно, — сказал майор, захлопывая папочку, поднимаясь. — Извините за беспокойство, служба такая…
Он обаятельно улыбнулся Смолину и направился к двери. Тот что в форме, подзадержался, взял Смолина за локоть и душевным таким тоном поинтересовался:
— Василий Яковлевич, вы в ближайшее время из Шантарска никуда временно выезжать не собираетесь?
— Да вроде бы нет, — сказал Смолин. — Нет такой надобности.
Собеседник еще задушевнее, с открытой и дружелюбной улыбкой продолжал:
— Даже если возникнет такая необходимость, вы уж, пожалуйста, пока воздержитесь… Идет? На некоторое время.
И воззрился явно вопросительно. Ждал, не начнет ли Смолин возмущаться, качать права, вообще задавать вопросы и проявлять эмоции.
А вот те хрен… Смолин ограничился тем, что с непроницаемым лицом ответил:
— Хорошо. Воздержусь. Скажете, когда можно будет?
— Обязательно, — кивнул тот, сразу видно, разочарованный.
Он даже задержался у стола, но Смолин с тем же непроницаемым лицом произнес: