— Неловко как-то, — заколебалась мать. — Болен человек, а я…
— Да какие же здесь неудобства! Наказал, так идите!
— Пойдем, — сказал Тимка.
И они пошли. Встретила их Нина — единственная дочь Нила Васильевича.
Тимка знает ее давно: Нина работает в районной газете и живет вместе с отцом.
— Я сейчас чайку горячего организую. Мама на работе.
Своего жилья Нил Васильевич не имел с той поры, как уехал из Ельниц. Снимал комнаты у старухи Мелентьевой в домике на тихой улице. Хозяйка, говаривали, сильно просчиталась с квартирантом.
Сначала, когда он пришел, цену заломила высокую, а потом узнала, что секретарь, так чуть у нее рассудок не помутился. Уж сколько лет прошло, а и сейчас кается перед Нилом Васильевичем, цену снижает, а тот не соглашается. «Как платил, — говорит, — так и буду платить».
Мать долго извинялась, что пришла к больному, да еще домой. От смущения опять напомнила Нилу Васильевичу про квартиру:
— Уж пора бы своим углом обзавестись. Не век же так, в квартирантах!
— От нее зависит, — сказал Нил Васильевич, кивнув в сторону дочери. — Сколько лет говорю: замуж пора. Вышла бы на сторону, глядишь, с квартирой муж попадется. Тогда и нас приютите, в уголок какой! А-а?! И еще от Людмилы моей. Занятой народ! Все им некогда… Ну, шучу, шучу!.. А то, что с сыном пришла, хорошо. Вот мы его сейчас конфетами будем угощать. Любишь?
— Что, конфеты? — спросил Тимка.
— Что ж еще! Конечно, конфеты! — сказал Нил Васильевич.
— Конфеты люблю, — признался Тимка.
— Шутишь все! — сказала Нина, заваривая чай. — Вы ему, Мария Матвеевна, подсказали бы насчет печени его. Не хочет лечиться, и вот — приступ за приступом. Вчера опять. Мы уж с мамой говорим, говорим ему… А он хоть бы что! А то еще и рюмку выпивает…
— Я с соседкой поговорю, — пообещала Мария Матвеевна. — Она какие-то травы готовит для печени. Очень, говорят, помогают.
— Знаю я ваши травы-отравы, — посмеялся Нил Васильевич. — Ничего, и так обойдется. А печенка у нашего брата — у кого она не болит!
— Да уж Советская власть всем хороша, — сказала Мария Матвеевна. — Всем волю, жизнь дала, а на вашего брата, партийных работников, столько взвалила, что до революции небось и не снилось никому. Чего только с вас не спрашивают! Самые несчастные-разнесчастные вы люди, как посмотрю!
— Счастливые! Самые счастливые! — сказал Нил Васильевич.
Вот и пойми их разговор!
Тимка сидел на кухне рядом с матерью и смотрел по сторонам.
В этой комнате он уже был однажды, когда они с матерью заезжали за Нилом Васильевичем, чтобы ехать в город. Как и в прошлый раз, в комнате было все просто. Стол, кровать железная, шкаф. И еще полка с книжками: одинаковыми, толстыми — красными, серыми и синими. На окне стояли хозяйкины цветы — герани, алоэ, фикусы. Горшки в бумагу обернуты. Бумага выгорела — желтая стала и с рыжими, ржавыми пятнами.