Мысль, что исполнится последнее желание Финигаса, казалась ему невыносимой.
– А как же предсказание?
– Хелит, в нем не сказано, что ты станешь королевой, а твой муж – королем, – резко заявил Мэй. – Я не хочу быть королем.
– Чего же ты хочешь?
– У меня есть все, что нужно – Приграничье, Эр’Иррин, братья и ты. Сверх того я ничего не желаю, – сказал Рыжий и, прижав девушку к себе, прошептал: – Он… он не должен снова одержать верх.
Хелит прикусила язык, чтобы не обмолвиться ненароком об условиях отшельницы, одно из которых уже исполнено. Эта проклятая недоговорка сильно отравляла ей жизнь, но сказать Мэю напрямую о своем желании хотя бы попытаться вернуться к детям Хелит не могла. Не могла! Проще сразу вонзить ему нож в сердце. «Пусть все идет так, как идет», – решила она про себя.
Акстимма
Милые бранились, а остальным обитателям Далаттского дворца оставалось тешиться надеждой, что буря, разразившаяся между леди Гвварин и князем Мэем, не накличет бед. Нрав у Рыжего отнюдь не бархатный, а спуску он не давал никому, даже в лучшие времена. Хелит, конечно, равнять с другими его женщинами не следовало. Ее мизинца ни одна не стоит, это понятно. Князь Мэй за далаттскую деву душу Лойсу заложит и даст себя на куски изрубить. Но если уж вышла меж влюбленными ссора, то всем лучше поберечься, чтобы не угодить под горячую руку. Сначала перепало спальнику, несвоевременно заглянувшему в господские покои. Мэйтианн’илли всегда славился меткостью, и на этот раз не промахнулся деревянным футляром от свитка. Повторять слова, которыми князь его наградил, молодой человек в присутствии постельничего не решился. На мадда Хефейда, с которым случайно столкнулись в коридоре, Рыжий просто наорал, посоветовав не путаться под ногами. Дайнару же хватило свирепого взгляда из-под насупленных бровей.
Леди Хелит, в свою очередь, весь день простояла возле окна, сцепив в замóк тонкие пальчики. И выглядела такой печальной, что моддрон Гвирис не решилась идти к ней с расспросами, а больше в Далаттском дворце благородных дам, достойных стать собеседницами, не водилось. Прислуга же шепталась по углам, но никто так толком ничего и не узнал, кроме того, что Мэй почти всю ночь просидел в кабинете покойного лорда Оллеса в обнимку с кубком крепкого вина, а леди Гвварин заперлась в собственной спальне.
Наутро Рыжий хладнокровно сообщил: они с госпожой отбывают на Совет Лордов в Мор-Киассу, и приказал собираться.
Нельзя сказать, что все началось с мелочи, потому как предложение выйти замуж, прозвучавшее из уст князя, назвать безделицей сложно в любом случае. Хелит несказанно удивилась причине, по которой Мэй с раннего утра облачился в строгую котту, гладко зачесал волосы и вел себя немного странно, если не сказать – скованно. Мэй особо не стремился соблюдать традиции, но до сей поры он делал предложение всего один раз. Ему в ту пору как раз исполнилось шесть лет, а даме сердца, его маленькой кузине, пять. Более случая такого не представлялось. Удивительно ли, что Рыжий нервничал? И уж, конечно, он не рассчитывал услышать в ответ – «Нет». Смущенное, почти стыдливое, но довольно решительное «нет», вполне внятное, чтобы трактовать его двояко.