– Ты просто никогда не пробовал дружить с женщинами, – рассмеялась Даугир, когда он поделился своими наблюдениями. – Порадуйся за нашего князя. У него появился кто-то, кому он доверяет свои мысли.
Не стал Дайнар ир’Сагар спорить с женщиной, но призадумался. Ведь никому в Эр’Иррине даже в голову не пришло мыслить о чем-то непристойном или паче того скабрезном, когда речь шла о Мэйтианне и Хелит, об их отношениях и частой переписке. До такой степени важной оказалась призрачная вероятность того, что Мэй оживет и снова станет человеком, а не пустым сосудом для яда сражений.
Они все, как один, без малейшего колебания, без доли сомнения отправились за Рыжим в бессрочную опалу, поменяв комфорт и покой Исконного Тир-Луниэна на суровую жизнь Приграничья. Мужчины, женщины и даже подростки. А ведь Мэй никогда не просил о поддержке. Отвернись от него все униэн, он бы собрал под свои знамена нэсс и ангай. То-то позора было бы для всего народа! Не отмыться вовек.
Они отстроили Эр’Иррин, поднялись на ноги и без стыда могли глядеть в лицо самому королю – все те, кто преклонил колено перед опустошенным, опозоренным, униженным, отвергнутым родней и обществом Мэем Отступником. Они сказали ему: «Будь нашим князем. Веди нас, ибо мы верим в тебя и твою невиновность», – не пожалев о содеянном, хотя никто ничего не приобрел – только потерял. Дайнара бросила невеста, Даугир развелась с мужем, Ликнар лишился всей семьи. Да что вспоминать… одна маета и расстройство.
А пока парни с аппетитом уминали за обе щеки копченое мясо с зеленью, запивая его ключевой водицей, Мэй задремал уже по-настоящему, положив расслабленную ладонь на холку Ро.
Попробуй теперь подойди к хозяину! Сразу доведется отведать острых зубов верной мохнатой стражницы. Ведь только делает вид, что дремлет, хитрюга, то и дело приподнимает веко, сверкая изумрудами зорких глаз.
«Не сметь! Не сметь будить моего Господина!»
Не волнуйся, Храбрая, никто его не тронет. Пусть спит, пока есть возможность.
– …Мэй! Мэй! Где отец?! – хрипло проорал Сэнхан.
Он окончательно сорвал голос, и только родственник мог разобрать смысл в ломком клекоте, на котором Сэнхан изъяснялся. Княжичу подали свежего коня, теперь он был озабочен поиском отца в гуще битвы.
Мэй отправил в бездну еще одного дэй’ном и тоже осмотрелся. Как ни старался, сине-белого личного штандарта Финигаса он взглядом не нашел.
И тут обоих княжичей настигла весть о внезапном прорыве Желтых Повязок с фланга. Положение армии униэн усугублялось еще и тем обстоятельством, что войска из Лот-Алхави, отборные и свежие силы подкрепления, задерживались. Глаза Финигаса сверкали торжеством и мстительным превосходством, когда он официально передавал все права на Галан Май Сэнхану. По большому счету, Мэю было уже все равно. Роковые слова сказаны, публично названный «отступником» лишается всех прав наследника навсегда, пусть он сто раз первенец. Все сразу вспомнили о пророчестве ангайской вещуньи, а самое главное – о дне рождения Мэйтианна’илли. Как говорится, Лойс клеймит, не глядя, но всегда приходит по душу своего помазанника. Иначе как бы сын осмелился поднять меч на отца? Мэй не стал никого разочаровывать и молча отрекся, как требовали традиции. Но войну никто по такому ничтожному поводу отменять не стал, разумеется. Гибнуть в первом же бою, чтобы избежать позора, Рыжий тоже не собирался. С отеческим благословением или без оного, а жить ему не разонравилось.