Поколебавшись еще немного, я все-таки решила ехать в клинику. В конце концов, жизнь ребенка важнее. Черт с ним, с заказчиком. Чернявого я смогу прижать уже сейчас, а если он не захочет выдать руководителя этого грязного дела, сам ответит по полной. И за киднепинг, и за умышленное причинение вреда.
Я тормознула проезжавшую мимо машину с шашечками и назвала адрес. Судя по тому, как взглянул на меня шофер, учреждение было хорошо известно в городе.
Пока длилась поездка, я составила план своих действий. Я решила, что не буду никем представляться. Приду как есть – частный детектив Татьяна Иванова. Ни минуты не сомневаясь в том, что уже в ходе разговора с этим самым лечащим врачом смогу понять, купили его или нет, я наметила для себя некоторые мероприятия, которые могли бы помочь мне дополнительно убедиться в правильности своих заключений.
Я, например, могу просто остаться в клинике и проследить за тем, как будет вести себя этот врач, или могу... в общем, я много что могу. Разберемся на месте.
Оказавшись в клинике, я поинтересовалась, где могу найти врача, имя у которого было еще похлеще, чем у Мурзановского. Впрочем, начиналось оно довольно прилично: Иванов Степан. Классическое русское имя. Иванов Степан, Степанов Иван. Откуда «внутри» такого имени оказалось отчество Измайлович – пусть это останется на совести его мамы.
Я нашла указанный мне кабинет и скромно постучала в дверь.
– Да-да, входите, – с готовностью раздалось изнутри.
– Здравствуйте, – сказала я, открыв дверь и входя в очень небольшое помещение, доверху заваленное какими-то бумагами, хотя на столе стоял компьютер, в котором наверняка могло уместиться все их содержание. – Мне нужен Иванов Степан Измайлович.
– Это я. Слушаю вас.
С первого взгляда Степан Измайлович произвел на меня настолько положительное впечатление, что я почувствовала, что начинаю терять бдительность, еще не начав разговор. Большие голубые глаза, с интересом и любознательностью взирающие на мир, почти седые волосы, общее доброжелательное и какое-то немножко детское выражение – все это, без сомнения, обезоруживало собеседника моментально. Этот человек заглядывал вам не в глаза, а прямо в душу, причем казалось, что он видит только самые прекрасные грани этой души. Наверняка дети, даже психически больные, раскрывались, беседуя с ним, и ничуть не комплексовали. Так же захотелось раскрыться и мне.
Мысль о том, что Иванов Степан Измайлович согласился за деньги уморить ребенка, была невозможна в принципе. Но мне встречались перевоплощения и покруче, и я очень хорошо знала, что в делах частного сыска нельзя полагаться на эмоции.