Камни мостовой, если они были, прятались под толстым слоем пыли, которая поднималась фонтаном от каждого движения воздуха. Должно быть, в дождливые дни здесь все превращалось в болото. По обе стороны дороги тянулись сточные канавы. Их, похоже, никогда не чистили, поэтому содержимое местами растекалось, выделяя дрянной запах. Даже стены домов были забрызганы чем-то темным, наверняка липким и неприятным.
Это было ничуть не лучше нашего овощного двора. Пожалуй, даже хуже, потому что из двора можно выйти, а отсюда деться некуда, кроме такой же грязной улицы. Нечего и говорить, душа здесь не отдыхала.
Я пробовал понять, что чувствуют люди, живущие в этих домах. Даже животным свойственно заботиться о чистоте среды своего обитания. Может, жители здешних мест не считают Город своим домом? Ведь в доме так не гадят. Может, они постояльцы или даже оккупанты?
Ничто, кроме округлых крыш, не напоминало мне ночных видений. В моих снах было чисто, уютно, хорошо.
Друг Лошадей тащил меня по улице, поминутно напоминая, что знает в Городе несколько «хороших мест». Я шел и видел, что Город тихо ликует. Он празднует пережитую атаку. Пару раз нам встречались свежие развалины, но они не портили настроения десяткам, сотням горожан, которые собирались группами на перекрестках, употребляли что-то из потемневших бочонков, орали, смеялись, некоторые дрались.
Когда мы проходили очередной перекресток, я заметил в разрыве между домов небольшую площадь, вид которой навел на мысль о ярмарке. Там находилось довольно много людей, а мостовая была завалена, как мне показалось, грудами цветных тряпок. Но отчего-то оттуда не доносился многоголосый гомон, который сопровождает столпотворения подобного рода. Мне даже стало не по себе.
— Обожди, — попросил я старика.
— Ну что? — с досадой скривился он. Похоже, его душа давно уже веселилась в одном из «хороших мест». А тело из-за меня запаздывало.
— Что там?
— Да не ходи...
Я вырвался из его цепкой хватки и зашагал на площадь.
Здесь никто не пел, не радовался, не поглощал спиртное. Обширное пространство между четырех длинных бараков было заполнено мертвецами, уложенными в несколько рядов.
Среди рядов ходили понурые люди, видимо, искали родственников. Кто-то тихонько скулил над телом. Угрюмые старосты переминались с ноги на ногу у стен. Поминутно привозили новых покойников — целыми повозками. Увозили же их обычно по одному.
Здесь не было ни слез, ни истерик, ни обмороков. Казалось, живые лишь раздосадованы, что им приходится брать на себя дополнительные хлопоты и терпеть ущерб. В этот момент я подумал: "А ведь еще ни разу за все эти дни до моих ушей не донеслось знакомого и старого как мир «я люблю». Нет, люди любили — поесть, поспать, добротно одеться — но не друг друга.