— Ты что, вор? Отвечай!
— Да нет же, я не вор, — ответил я. Потом подумал, что сказать, и усмехнулся. — Хорошо, — начал я. — Я скажу правду! Все это было шуткой. Утром я подшутил над Сердаром, чтобы посмотреть, как он отреагирует, но он не понял. Да, я купил эту красную расческу в бакалее. Кто хочет — может пойти туда и спросить, есть ли еще такая же. А эта зеленая расческа — ее. Она выронила ее на улице, я нашел и ждал, чтобы ей отдать.
— Ты что, слуга ее, что ли, что ждешь ее?
— Нет, — повторил я. — Я ее друг. Мы в детстве…
— Вот дурак, влюбился в богачку, — сказал Сердар.
— Нет, — ответил я. — Не влюбился.
— Если не влюбился, почему ждешь ее у входа?
— Потому что, — ответил я, — если я возьму что-то чужое и не отдам хозяину, то тогда буду настоящим вором.
— Должно быть, он считает нас такими же дураками, как сам, — заметил Мустафа.
— Ты же видишь, — сказал Сердар. — Он влюблен по уши!
— Нет! — твердил я.
— Да замолчи ты, дурак! — закричал Мустафа. — Даже не стесняется. А я-то думал, он станет настоящим человеком. Думал, выйдет из него толк, обманывался его просьбами поручить ему настоящее дело. А он, значит, прислуживает, как раб, всяким богачкам!
— Я не раб!
— Да ты уже несколько дней как во сне! — сказал Мустафа. — Когда мы вчера вечером писали на стенах, ты у нее под дверью стоял?
— Нет.
— Ты пятнаешь нашу честь своим воровством! — сказал Мустафа. — Хватит, все! Убирайся отсюда!
Мы немного помолчали. Я подумал — вот бы сейчас оказаться дома, сейчас бы спокойно открывать математику.
— Все еще сидит, даже не стесняется! — сказал Мустафа. — Видеть больше его не хочу!
Я посмотрел на Мустафу.
— Ладно, братец, перестань, не придавай значения, — сказал ему Сердар.
Я опять посмотрел на него.
— Уберите его от меня. Не хочу видеть перед собой влюбленного в богачку!
— Прости его! — попросил Сердар. — Смотри, как он дрожит. Я сделаю из него человека. Сядь, Мустафа.
— Нет! — ответил он. — Я ухожу.
И в самом деле уходит.
— Ну что ты, нельзя так, братец! — сказал Сердар. — Сядь!
Мустафа встал, теребит пояс. Я решил — сейчас встану и врежу ему. Просто прибью его! Но если не хочешь остаться один, то приходится в конце концов рассказать всем что-то такое, чтобы о тебе не думали плохо.
— Я не могу быть в нее влюблен, Мустафа! — произнес я.
— Приходите сегодня вечером, — сказал Мустафа новеньким. Потом повернулся ко мне: — А ты чтоб здесь больше не показывался. И нас не знаешь и не видел, ясно?
Я задумался. Потом вдруг сказал:
— Постой! — и, не обращая внимания на то, как дрожит мой голос, произнес: — Послушай меня, Мустафа. Ты сейчас все поймешь.