Я попытался завести мотор несколько раз и после этого понял, что единственный способ догнать их — это дотолкать машину до вершины, а потом пустить ее вниз с другой стороны, до самого Дженнет-хисара. Я начал толкать ее с ругательствами, и в это время кончился дождь. Скоро я уже обливался кровью и потом, у меня невыносимо болела поясница, но я попытался пересилить себя и потолкать еще немного. Когда опять начал накрапывать дождь, боль стала нестерпимой. С ненавистью пнув автомобиль, я поставил его на ручной тормоз. Потом увидел машину, поднимавшуюся на холм, с надеждой проголосовал ей, но она проехала мимо, не останавливаясь и даже не посигналив мне. Где-то вдалеке прогремел гром, и я опять начал толкать. Теперь от боли в пояснице у меня текли слезы. Чтобы отвлечься от боли, я с ненавистью думал о них.
Потом я увидел, что несмотря на такие мучения, мне удалось проехать всего чуть-чуть. У меня закружилась голова, я побежал вдоль дороги. Дождь усилился. Я пошел через черешневые сады, чтобы срезать путь, зашел очень далеко, но по такой грязи и в кромешной тьме бежать больше не смог. Вскоре я запыхался, согнулся в три погибели от боли в селезенке и пояснице, ноги у меня были в грязи, но, услышав приближавшийся заливистый и злой собачий лай, я вернулся. Сел в машину, чтобы не промокнуть еще сильнее, лег головой на руль: я тебя люблю.
Вскоре я увидел, как с холма, разговаривая между собой, спускаются трое, и радостно выпрыгнул из машины, чтобы попросить о помощи. Но когда темные силуэты приблизились, я со страхом узнал их: в руках здоровяка была банка с краской, второй был усатым, третий в пиджаке.
— Что ты делаешь здесь глухой ночью? — спросил усатый.
— У меня сломалась машина. Не поможете подтолкнуть?
— Мы что, по-твоему, лошади-тяжеловозы или прислуга твоего отца? Кати ее сам вниз с холма.
— Минутку-минутку! — сказал тот, что в пиджаке. — Я вас только что узнал, сударь! Помните, сегодня утром вы нас чуть было не раздавили!
— Как это? Ах, да! Так это были вы? Извините, братцы!
Тот, что в пиджаке, изобразил писклявым женским голосом, не похожим на мой:
— Извини, сладкий мой, я вроде бы тебя утром чуть не раздавила! — и спросил: — А если бы раздавил — тогда бы что?
— Пошли, ребята, намокнете, — сказал усатый.
— Я остаюсь здесь, с этим, — сказал парень в пиджаке. Он сел в мою машину. — Ребята, вы тоже садитесь.
Здоровяк, державший банку с краской, и усатый, недолго поколебавшись, сели на заднее сиденье машины. А я сел за руль, рядом с парнем в пиджаке. Дождь снаружи пошел сильнее.