— Хотите молока, Нильгюн-ханым?
— Не хочу, — сказала она.
Надо было вскипятить молоко и дать ей, не спрашивая. Я спустился на кухню и сказал: «Давай, Измаил, пей чай». Поставил перед ним завтрак, нарезал хлеб. «Ты сказал им, Реджеп, что я здесь?» Я ничего не ответил, он немного смутился и начал есть, робко, будто извиняясь. Я отнес Госпоже наверх поднос.
— Почему они не идут ко мне? — спросила она. — Ты сказал им, что я их зову?
— Сказал, Госпожа… Сейчас они завтракают. А перед тем, как уехать, конечно же зайдут к вам поцеловать руку.
Внезапно она проворно подняла голову с подушки:
— Что ты рассказал им вчера вечером? Немедленно говори, не желаю слушать ложь!
— Я не понимаю, что вы хотите, чтобы я им рассказал!
Она не ответила, а изобразила досаду и злобу на лице. Я поставил ей поднос и спустился вниз.
— Никак не могу найти свою тетрадь, — пожаловался Фарук-бей.
— Где ты ее видел в последний раз?
— В машине. Потом машину взял Метин, но он ее не видел.
— Ты не видел тетрадь? — спросила Нильгюн.
Они вместе посмотрели на Метина, но он не ответил. Сидел с несчастным видом, как побитый. Как побитый мальчишка, которому даже плакать не разрешили. В руке — кусок хлеба. Но он будто не замечал, что это хлеб, долго смотрел в пустоту, как сумасшедший старик, с трудом вспоминающий, кто он такой, а после этого мазал на хлеб масло с вареньем и с надеждой кусал его, чтобы вспомнить: то, что он ел когда-то, и то, что он ест сейчас, — одно и то же. И еще для того, что вспомнить прекрасные давние времена. Иногда он ненадолго оживлялся, чтобы начать все сначала, но потом снова забывал о надежде на победу и о хлебе у себя во рту и сидел, не двигаясь, словно шест проглотил. Я смотрел на него и пытался понять, что могло произойти.
— Метин, мы к тебе обращаемся! — закричала на него Нильгюн.
— Не видел я вашу тетрадь!
Я спустился вниз, Измаил закурил еще одну сигарету. Я сел завтракать оставшимся хлебом. С Измаилом мы ни о чем не разговаривали, а смотрели через открытую дверь на улицу, на землю, где что-то собирали воробьи. На наши беспомощные руки светило солнце. Потом мне показалось, что он заплачет, и я решил что-нибудь спросить. «Когда будет розыгрыш лотереи, Измаил?» — «Вчера вечером был!» Мы услышали долгий рев какого-то мотора — мимо промчался мотоцикл Невзата. «Пошел я уже», — вздохнул Измаил. «Сиди, — сказал я. — Куда ты? Поговорим, когда все уедут». Он сел. Я вернулся в столовую.
Фарук-бей доел завтрак и теперь курил сигарету.
— Хорошо присматривай за Бабушкой, Реджеп! Мы будем тебе иногда звонить. А до конца лета обязательно приедем еще.