— Спаситель, спасающий весь мир, спаси же теперь самого себя! — кричала толпа.
— Сойди с креста, и мы поверим, что ты Мессия, — насмехались фарисеи.
— Разрушающий храм и в три дня созидающий, смотри, храм невредим, а ты висишь! — издевалась чернь.
— Царь, хорошо ли тебе на твоем троне?.. — добавляли разбойники, одурманенные вином, ослаблявшим муки казни.
Мария стояла на месте, не будучи в силах двинуться, словно скованная параличом, кровь застыла у нее в жилах, мозг превратился в лед, ей казалось, что она ослепла, что черные пятна кружатся у нее перед глазами. Когда она очнулась, то увидала, что окруженная терновым венком голова Иисуса склоняется вперед, как бы отрывается от креста, а глаза блуждают вокруг, словно ищут чего-то или кого-то.
Вдруг эти глаза встретились с ее глазами, заблистали слезами и долго всматривались в нее с высоты, такие же самые, как и раньше, но только еще более полные глубокой любви.
— Иисусе! — взвился над общим шумом и задрожал спазматически в воздухе ее звонкий, пронзительный голос… Она взбежала на холм, и, хотя солдаты отталкивали ее, она снова возвращалась и снова шла вперед, распростирая руки, словно хотела упасть ему в объятия, в его распростертые на кресте руки. Наконец, силы покинули ее, Мария упала и так скорчилась, что, казалось, это лежит не живое тело, но лихорадочно вздрагивают какие-то обрывки одежды, покрытые заревом распущенных волос.
Толпа затихла и уже с меньшим интересом наблюдала за мучениями приговоренных. Страдальчески скорчившиеся тела разбойников стали тяжелыми, повисли и были почти неподвижны, только легкая дрожь, да слабые быстрые движения запавших ребер и блеск закатившихся белков говорили о том, что они живы.
Иисус, казалось, перестал уже страдать совершенно, тело его бессильно висело на кресте, только в глазах еще теплилась жизнь.
Зрелище казни стало таким монотонным и скучным, что толпа начала расходиться, а вскоре разошлись и наиболее упорные, так как ветер усилился, медно-красная туча заволокла солнце и рыжеватым сумраком окутала всю землю.
У места казни остались только римские солдаты да группа женщин — Мария, мать сынов Заведеевых, Иоанна, жена Хузы, Вероника и Саломея; из мужчин Иосиф из Аримафеи, получивший от Пилата разрешение взять потом тело Иисуса, Никодим и стоявший несколько в стороне Иуда.
Он стоял нахмурившись, нервно подергивая плечами, и то с упреком и с презрением посматривал на крест, то окидывал насупленным взглядом лежавшую на земле и конвульсивно вздрагивавшую Марию.
Блеснула молния, раздался удар грома, далеко раскатившийся в горах, и пошел крупный и редкий дождь. Буря прошла стороной, и вскоре снова появилось яркое солнце, уже клонившееся к закату.